Бисквитка

Рогожина Татьяна

Но как же трудно принимать мир таким, каков он есть. Порой желание одно - спрятаться от людей, не видеть, не слышать.

Сегодня почти получилось сохранять внутреннее

равновесие, но ровно до того момента, как в доме началась суета, чего Мина совсем не переносила. Да, собственно говоря, что ещё ждать от двадцать девятого февраля, дня редкого, странного, что бывает через три года на четвёртый.

Её размышления неожиданно прервал Иван Дмитриевич, бледный, плохо скрывающий тревогу, сообщив, что для них приготовили сани, чтобы отвезти в дом к Григорию, пока тут всё не разрешится.

– Митя поедет с вами, - добавил он каким-то сухим, трескучим голосом, - мне так будет спокойнее.

– Как Любовь Гавриловна?
– робко спросила Мина.

– Ничего, ничего, божьими молитвами…

***

Уже вечерело. На туманно-синем небе появились чуть заметной россыпью тусклые звёзды. Подтаявший во время короткой оттепели снег (робкое обещание

весны) гасил мелкой сырой рябью все попытки луны увидеть своё отражение.

Всё размыто, нечётко, призрачно.

Часть вторая. Акварельная девочка

1. В старинном зеркале, установленном с небольшим наклоном, угол которого можно было менять по своему желанию благодаря особым стержням, что прятались в тяжёлой резной раме, отражались лишь тысячи блестящих пылинок, медленно и хаотично движущихся в узком солнечном луче, что пробрался даже через плотно задёрнутые оконные драпировки.

Комната казалась пустой.

Но шуршание бумаги и тихий звук стремительных росчерков карандаша дали понять, что здесь кто-то есть.

Мина Осиповна уверенно подошла к окну и отдёрнула штору - на подоконнике с блокнотом в руках сидела Таша, ещё в ночной рубашке, непричёсанная, но вполне уже проснувшаяся, судя по тем наброскам, что она успела сделать.

Конец ознакомительного фрагмента.