Битая карта (сборник)
Шрифт:
И все было честь честью. В общем, соответственно описаниям Александра Ивановича. Молодчик рослый, здоровущий, лет, наверно, тридцати, не больше. В руке толстая суковатая палка, стянутая снизу медными кольцами. На щеке, как условлено, наклейка из пластыря. Именно косым крестиком, не иначе. Позиция выбрана у сучьего сына с расчетливым умыслом — чуть поодаль от других побирушек. Подходи прямо к нему с паролем…
А что, если так и поступить? Какая, собственно, разница — зайдет он в церковь или воздержится от разглядывания иконостасов? Шепнуть этому гусю насчет Евдокии Ниловны, тихонечко, вполголоса, сунуть положенную мелочь, а он тебе записочку или что там у него приготовлено
Но почему же тогда настаивал Александр Иванович на каждой детали своего плана? Работник он, видать, опытный, зря предупреждать не станет. Ведь мелочью одаривают нищих на обратном пути, выходя после молитвы, а он сунется с ходу. Нет, торопливость тут явно неуместна, действовать надо по инструкции.
А вырядился этот стервец довольно ловко. В стоптанных, видавших виды лаптишках с онучами, штаны деревенские, домотканые, с грубыми заплатами на коленях, взамен нательной рубахи грязная гимнастерка. И стоит, как все побирушки, с протянутой рукой, вот только канючить воздерживается, помалкивает.
Дойдя до связного, Демьян не вытерпел, чуть скосил глаз в его сторону. И едва не отпрянул, наткнувшись на ответный, явно заинтересованный взгляд.
Его узнали! Это означало, что Афоня совсем не вымышленная личность, как он втайне надеялся. Афоня, а точнее говоря — родной его брат Генка, несомненно существовал и имел сообщников, связанных с ним общими заботами. Это вражеский лазутчик, тайно переброшенный из-за рубежа, и в этом свойстве, в паскудном обличье Афони, его теперь принимают за своего разные мерзавцы вроде вот этого молодчика. Его, Демьяна Урядова, ничем не опороченного честного коммуниста! Ну ладно, ну погодите же, подлые приспешники мирового капитала…
Холодная ярость нахлынула на Демьяна, мгновенно завладев всем его существом. Знакомое было чувство, многократно испытанное. В трудные боевые минуты, например перед решающей контратакой или в ожесточенной рукопашной схватке, оно помогало вытеснить свойственный всему живущему на земле страх смерти. Очень ясная делается голова, очень рассудительная, быстро соображающая, а внутри тебя как бы закручена тугая пружина колоссальной энергии. В любой момент пружина готова раскрутиться, безошибочно ударить, и тут уж берегись, вряд ли сумеешь увернуться, потому что удар будет смертельный.
Вечерняя служба, похоже, приближалась к концу. В церкви было сумрачно и прохладно. Басовито рокотал голос дьячка, читавшего вечернюю молитву из Часослова, вздрагивали тоненькие языки свечей перед темными ликами святых. За спиной, где-то в боковом приделе, тихо шептались старухи богомолки.
Демьян примечал все это и вроде бы не видел вовсе, углубленный в свои размышления. Выходило, что напрасно он иронизировал и сомневался, хотя его предупредили о серьезности задания. И Генка, выходит, совсем не жертва случая, а вражина, причем опаснейшая, коварная. Что же из этого следует? А то, что и ему нужно действовать в соответствии с обстановкой. Без глупой наивности, без какой-либо отсебятины. Да и впредь, коли понадобится в интересах дела, нужно оставаться Афоней. В штабе найдутся другие работники, а Афоня в единственном числе. И было бы непростительной беспечностью не использовать его сходства с Генкой. Они небось хитрят, без стеснения идут на любую провокацию. Значит, и против них требуется хитрость.
Выйдя из церкви, он тотчас заметил ждущего его связного. Ишь ты, нарочно отодвинулся от толпы нищих. И руку больше не тянет за милостыней, спрятал в карман. Готов, стало быть,
— Помолись, друг, за рабу божью Евдокию Ниловну! — негромко сказал Демьян, протягивая молодчику заранее приготовленные медяки.
— Спасибо тебе, Христос тебе помощник во всех деяниях! — привычно забормотал молодчик, как и положено было нищему, одаренному милостыней, но дальше произошло совершенно непредвиденное. Оглянувшись, молодчик вдруг шепнул: — Здесь нельзя… Приходи в пивную «Доброе застолье» на Сенной. К девяти часам…
Это был сюрприз. Они с Александром Ивановичем считали, что связной просто передаст ключ к шифру, на то он и связной. Если же вздумает заговорить, следовало буркнуть насчет правил конспирации, да посолидней, уверенным тоном начальника, и не спеша направиться своей дорогой.
Вместо этого ему предлагали новое свидание. По какой причине и для какой надобности — неизвестно. Как вести себя, что говорить, о чем умалчивать — тоже неизвестно. Проще бы, конечно, отказаться, выразив свое удивление, но это наверняка не выход. Откажешься — значит, упустишь ниточку, ведущую к этим типам.
Вот тут-то и сработала туго закрученная пружина. Не будь ее, он бы, наверно, стал задавать наивные вопросики, способные насторожить связного.
— Не опаздывай! — тихо предупредил молодчик, а он ни словечка не сказал в ответ, лишь посмотрел рассеянно, как смотрят обычно сытые люди на попрошаек, и пошел к трамвайной остановке. Правда, у Литейного проспекта, не доходя до угла, нагнулся, сделав вид, будто завязывает шнурок на ботинке. Связного у церкви уже не было.
До встречи в «Добром застолье» оставалось чуть поболее часа. И, что досаднее всего, нельзя было связаться с Александром Ивановичем. На Гороховую ему показываться запрещено, к тому же и некогда теперь, а по условленному адресу они сговорились встретиться лишь в девять часов вечера. Александр Иванович предупреждал еще, что раньше девяти не успеет прийти.
Хочешь не хочешь, надо соображать в одиночку. На свой, как говорится, страх и риск. Интересно все же, чем объясняется внезапная перемена. Быть может, с ним хотят поговорить подробнее или дать какие-то новые задания? Возможно и другое. К примеру, умело подстроенная ловушка. Сваляешь дурака, допустишь какую-нибудь оплошку — и не уберечься тебе от расправы.
Правда, не совсем понятно, с какой же стати назначать рандеву в пивнушке, да еще на Сенной площади, где допоздна толчется народ. Нет, тут другое, не западня. Но вести себя нужно с максимальной осторожностью. Без суеты, достаточно солидно, взвешивая каждое свое слово. Они, конечно, считают, что умнее их никого не найдется. Посмотрим, посмотрим, как это будет выглядеть…
Духотища в городе сделалась нестерпимой. Над крышами домов ползли тяжелые лохматые тучи, заметно стемнело. Вот-вот должна была разразиться гроза.
Скрипучий вагончик трамвая, заполненный дачниками с пригородного поезда, напоминал парное отделение бани. Окна были опущены с обеих сторон, двери настежь, а дышать все равно нечем.
Не дойдя до кондуктора, Демьян надумал сходить на следующей остановке. Времени было вполне достаточно, и в «Доброе застолье» он поспеет к сроку.
Вдобавок возникло вдруг ощущение, что кто-то за ним наблюдает. Непонятно даже, откуда оно взялось, это неприятное ощущение. Нервы, должно быть, подводили. Кругом распаренные духотищей пассажиры, которым нет до него дела. Поджарый дядечка в чесучовом пиджаке, загорелые какие-то девицы и парни, сердитая тетка с огромной корзиной. Кому тут за ним следить? И все же чувство это не проходило.