«Битлз» in the USSR, или Иное небо

Буркин Юлий Сергеевич

Катону Старшему,

Льву Толстому и пр.

1

За полгода до описываемых событий, в весеннем Томске, когда из открытого окна дома на Дзержинской доносились крики детей и пахло свежим хлебом из магазина на первом этаже, вчерашний воин СА с нестандартным проконсульским именем Юлий торчал дома, обложенный учебниками за десятый класс. Он готовился к поступлению на отделение журналистики филфака

ТГУ.

На самом деле больше он надеялся не на подготовку, а на военную форму, в которой собирался заявиться на экзамены. Нелепость, конечно, натягивать гимнастерку, уже давно не являясь солдатом, но так делали все «служивые» абитуриенты. Должна же приемная комиссия как-то понять, что перед ней не желторотый вчерашний школьник, а матерый человечище, отдавший долг Родине, и грех не закрыть глаза на некоторые пробелы в его знаниях.

Но хотя бы что-то знать все-таки было нужно. И Юлий читал, читал, читал… И ничегошеньки из прочитанного не понимал. Потому что весна из окна звала его в сквер гулять с девушкой, сидеть с ней на скамейке, с замиранием сердца ощущать ее упругое теплое бедро… А вовсе не штудировать работы классиков марксизма-ленинизма. Тем более что девушки у него не было, и все его существо требовало поскорее ею обзавестись.

Да и вообще, учиться Юлий не любил и не умел. Ему, например, проще было сочинить песню самому, чем подобрать и выучить чужую. В связи с этим к двадцати годам он насочинял их уже несколько десятков, чувствуя себя непризнанным гением и ставя в один ряд со своими кумирами – английскими «Битлз» и отечественной «Машиной времени». Так что грезил он этой весной не только о любви, но и о всемирной славе.

Его голову переполняли рифмы и мелодии, а гитара, сиротливо прикорнувшая возле комода, взывала к тому, чтобы он положил все это на аккорды. Но учебник грубо отодвигал ненаписанные песни в темный угол сознания, заполняя рассудок ленинской теорией имманентного и спонтанного самодвижения, содержащего внутренние импульсы, в результате которых становилось ясно, что можно говорить о переходе от определенных ступеней бытия к…

Еще несколько минут Юлий, не понимая ни слова, смотрел на страницу. Потом изо всех сил швырнул учебник в стену, схватил гитару и под аккомпанемент нисходящей испанской гармонии проорал:

– О-о, как ты мне надоел! Как ты мне надоел! Как ты мне надое-йе-йе-йел!!!

Раздался негромкий стук в дверь, и мамин голос позвал:

– Юлик, обедать.

По воскресеньям Тамара Артемьевна старалась по возможности собрать к обеду всю многочисленную семью и приготовить что-нибудь этакое, например, торт «Черный принц», или хотя бы напечь пирогов. Но всегда кого-нибудь да не хватало. Трудно удержать вместе пятерых взрослых детей.

Вот и сейчас за столом кроме отца, матери и бабушки Маргариты Сергеевны сидели только двое – Юлий и его старшая сестра Рита. Впрочем, уже женатые братья Аркадий и Любомир жили отдельно и вообще редко появлялись в фамильном гнезде. Еще одна сестра, Мила, жила с мужем здесь же, но сейчас они были в кино – смотрели фильм «Великолепный».

Сегодня мама кормила наваристым куриным супом, беляшами и «магазинским»

киселем, розовые брикеты которого дети, когда были маленькими, любили грызть «сырыми». Говорили о предстоящем поступлении Юлия в универ.

– Ты должен понять, парень, – внушал Сергей Константинович, – с тебя спрос больше, чем с других. Все знают, что ты – сын преподавателя, и никакие поблажки тут не прокатят. Как было с Людмилой? При равных баллах приняли другую девочку, чтобы люди чего не подумали…

Юлий вздохнул и, потянувшись за очередным беляшом, сказал:

– Какой-то блат у нас неправильный, батя. Шиворот навыворот.

Маргарита Сергеевна нахмурилась.

– Ты, Сергей, должен был бы объяснить сыну, что блат – не для порядочных людей, – сказала она Сергею Константиновичу. Еще до революции за какую-то провинность ее отец был лишен дворянства и сослан в Сибирь из Полтавы. Но она успела получить и дворянское воспитание, и понятие о чести.

– Ну да, такой блат, как у нас, как раз правильный, – кивнул отец, глотнул киселя и продолжил: – Слушай, Юка, а хочешь после экзаменов в Москву смотаться?

Беляш чуть не выпал у Юлия из рук. Хочет ли он?! Да как он мог не хотеть, если кроме Томска за всю свою двадцатилетнюю жизнь он побывал еще только в одном-единственном городе – в соседнем прокопченном шахтерском Кемерово? Да и эту поездку нельзя назвать туристической, потому что длилась она два года и прошла в основном за забором в караулах и нарядах по столовой.

– Конечно! – воскликнул он. – Еще бы! А зачем?

– На самом деле даже не в Москву, а через Москву в Минск. Моя сотрудница должна отвезти материалы «Атласа Томской области» на Минскую картографическую фабрику, больше такие карты у нас в стране нигде не печатают. Однако весят исходники немало, девушке таскать его несподручно, и нужен… э-э… научный ассистент. Я тебя устрою на месяц лаборантом кафедры и отправлю вместе с ней в командировку.

– С девушкой? – Юлий поднял левую бровь. Отцовская идея начинала нравиться ему все больше,

– Ну, вообще-то она замужем и лет на десять тебя старше.

– У-у… – разочарованно протянул Юлий.

Сестра, которая была как раз на десять лет старше, засмеялась и сказала:

– Чем тебе не угодили тридцатилетние женщины? Что ты о них знаешь?

– Ничего. И знать не хочу! – Ну и дурак.

– Перестаньте, – осадил их Сергей Константиновен. – Такты едешь?

– Да, конечно!

– Тогда сделаем так. Возьмем тебе билеты Томск – Москва и Москва – Минск с окном в три дня. Хватит тебе трех дней Москву посмотреть?

– А где я буду жить?

– Во-первых, у нас в Москве есть дальние родственники. – Хасьминские, – вставила бабушка.

– Во-вторых, – продолжал отец, – у меня там есть друзья. В-третьих, с одним, точнее, с одной, я уже списался, и тебя готовы принять.

– С какой это «одной»? – подозрительно посмотрела Тамара Артемьевна на мужа. – С Ниной, что ли?

В голосе матери Юлий услышал необычные нотки. Она явно ревновала.

– А что? – снова вмешалась Маргарита Сергеевна. – Нина Шмуйлович – очень умная и интеллигентная девочка.