Битва близнецов

Уэйс Маргарет

Проделывая это, маг хмуро думал о Крисании: почему он так близко к сердцу принимает судьбу женщины, которая ему совершенно безразлична… за исключением, конечно, ожидаемой от жрицы помощи.

Два разбойника подняли Карамона на ноги и куда-то повели. Гигант был рад, что головорезы второпях решили, будто Рейстлин все еще без сознания, и не тронули мага. Запинаясь в темноте о склизкие корни и скрипя зубами от боли в затекших икрах, Карамон поймал себя на том, что из ума у него не выходит странное выражение, которое появилось на лице его брата при упоминании об уготованной Крисании участи. Увидь он подобное выражение на чьем-либо другом лице, он сказал

бы, что оно вызвано бессильной яростью влюбленного, но брат его был не таков. Или он ошибается? Может, Рейстлин все же способен на подобное чувство? Еще в Истаре Карамон решил, что в сердце брата нет места для любви, что зло полностью поглотило его душу, но теперь он снова начал сомневаться.

На короткий миг его брат-близнец вдруг опять стал похож на прежнего Рейстлина, с которым он плечом к плечу сражался с общим врагом и которому доверял в битве как самому себе. Да и слова Рейстлина о Тасе не казались ему уж столь сомнительными: Карамон готов был поверить, что его брат не убивал кендера. Ну, а с Крисанией, несмотря на частые приступы раздражительности, Рейстлин почти всегда был мягок. Возможно…

Один из грабителей пребольно ткнул Карамона чем-то под ребра, вернув гладиатора к той отчаянной реальности, в которой он находился. «Возможно!.. Как бы не так!» Карамон фыркнул. Вполне вероятно, для них в самом скором времени все закончится здесь. И единственное, что он сможет приобрести ценою своей жизни, — это быструю смерть для своих друзей.

Изучая по пути разбойничий лагерь и вспоминая все, что он видел и слышал за время своего пленения, Карамон мысленно поправлял свой план.

На самом деле то место, куда их привезли, напоминало скорее небольшой, затерянный в лесной глуши поселок, нежели логово шайки грабителей. Обитатели поселка жили в грубых бревенчатых хижинах, а в обширной пещере под холмом содержался скот. Судя по всему, никто не признавал здесь никакого закона, кроме закона грубой силы, олицетворением которой был главарь шайки — великан-полукровка.

В свое время Карамону не раз приходилось сталкиваться на большой дороге с отпетыми головорезами, но теперь он ясно видел, что большинство жителей поселка отнюдь не были безжалостными душегубами. Еще в лесу он заметил на многих лицах явное неодобрение того, на что собирался вожак обречь Крисанию. Эти люди, одетые в грязные лохмотья, были тем не менее вооружены отличными стальными мечами — такие передаются в семьях от отца к сыну, — причем содержали свое оружие в образцовом порядке. Разбойник, к которому дорогой меч попал случайно, не стал бы заботиться о нем с такой любовью. К тому же Карамону показалось — правда, в сгустившихся сумерках не мудрено было и ошибиться, — что на многих клинках он видел изображение Розы и Зимородка, древнего герба Соламнийских Рыцарей.

Обладатели мечей, правда, были гладко выбриты и не носили длинных усов, этого неизменного атрибута рыцарства, однако в их суровых молодых лицах Карамон угадывал сходство с лицом своего давнего друга, Стурма Светлого Меча. Вспомнив Стурма, Карамон припомнил и историю рыцарских орденов тех времен, что последовали сразу после Катаклизма.

Именно рыцарей обвинили поселяне во всех своих бедствиях. Разъяренные толпы изгнали их из замков и поместий. Многие рыцари погибли, многие потеряли свои семьи, которые были растерзаны чернью на их глазах. Те, кто уцелел, вынуждены были скрываться. Кто-то скитался по лесам в одиночку, кто-то пристал к шайкам разбойников.

На многих лицах Карамон заметил печать злых дел, но во многих глазах

видел он также покорность судьбе и безнадежное отчаяние. Он и сам знавал плохие времена, так что хорошо представлял себе, до чего могут довести человека голод и отчаяние.

Все это давало Карамону надежду осуществить свой план.

В центре лагеря горел большой жаркий костер. Когда воин вступил в круг света, все разбойники разом оставили свои дела и окружили его зловещим кольцом.

У самого костра, с бутылкой в руке, сидел в огромном деревянном кресле одноногий главарь. За его спиной пересмеивались и кривлялись несколько человек из свиты Костыля, в которых Карамон без труда признал ту подлую породу льстецов и подпевал, которую можно встретить у подножия всех, даже самых ничтожных тронов. То, что среди них был давешний трактирщик, Карамона нисколько не удивило.

Рядом с креслом главаря сидела на стуле Крисания. Лиф ее белого платья был разорван — Карамону не нужно было гадать, чьими руками. Чувствуя в душе нарастающий гнев, воин заметил на скуле жрицы ссадину. Нижняя губа ее распухла.

Несмотря на ужас своего положения, Крисания держалась с достоинством, не обращая никакого внимания на грубые шутки грабителей. Карамон мрачно улыбнулся.

Он не мог не восхититься мужеством молодой жрицы. Зная о горестях, выпавших на ее долю, — безумие последних дней Истара, мрачная башня Рейстлина и плен разбойников, — небывалых в ее прежней тихой и безопасной жизни, Карамон подумал, что спокойствию Крисании могла бы позавидовать даже Тика.

Тика… Карамон нахмурился. Ему не стоило вспоминать Тику, особенно сейчас, видя, в каком положении находится Крисания! Отогнав прочь воспоминания, Карамон перевел взгляд со жрицы на своего противника.

Заметив пленника, Костыль прервал разговор с одним из своих подпевал и взмахом огромной руки велел Карамону подойти ближе.

— Готовься к смерти, воин, — приторно улыбнулся Костыль и бросил ленивый взгляд на Крисанию. — Я думаю, госпожа не станет возражать, если наше с ней свидание немного задержится. Тобой, бычок, я займусь сам. А ты, дорогая, можешь считать этот спектакль прелюдией к нашим ночным развлечениям.

Он погладил Крисанию по щеке. Жрица отпрянула, и главарь, гневно сверкнув глазами, закатил ей звонкую пощечину.

Крисания молча подняла голову и посмотрела на своего мучителя с мрачной надменностью. Карамон, зная, что не может позволить жалости отвлечь себя, продолжал внимательно изучать соперника. Он понимал, что власть вожака держится на страхе и грубой силе и что большинство людей следует за ним не по своему желанию, а в силу необходимости. Жители поселка боялись главаря. Вероятно, в этих краях великан-полукровка — и закон, и судья. В этом нищем краю люди остаются верны ему только потому, что он добывает пропитание и поддерживает их жизнь. Без главаря половина из них умрет от голода, а другая погибнет в стычках с иными шайками. Интересно все же, насколько глубока их преданность Костылю?

Карамон расправил плечи и заметил со спокойным презрением:

— Стало быть, ты настолько храбр, что отваживаешься бить женщин? — Он ухмыльнулся. — Развяжи меня, и тогда поглядим, кто из нас на самом деле мужчина.

Костыль посмотрел на него с сочувствием, и Карамон заметил в его взгляде искорку сметливого лукавства.

— Я ожидал от тебя большей сообразительности, воин, — вздохнул Костыль. — Боюсь, ты окажешься скучным противником. Но ничего лучшего у меня на сегодняшний вечер все равно нет. На вечер, а не на ночь…