Шрифт:
«В лето изыдоша коркодилы лютии звери из реки и людей много поедаша».
В Полесье пришел Юрьев день. Глухо закуковала первая кукушка. Всадник на белом коне выехал из Пинска утром 6-го мая, направляясь к торфяным болотам.
Крестьяне и пастухи засуетились в полесских деревушках, дожидаясь защитника и избавителя. Поселян ждал сезон прибыльной работы. Теплая ранняя весна обещала урожайный год. Мужчины в полуопустевших деревеньках ради праздника отложили в сторону ножи, ломая хлеб руками — чтобы не наточить зубы волкам. В косяки хлевов всадили топоры — для защиты
И все пошли обмывать светлый праздник, повторяя любимую шутку бывшего председателя.
— У нас в Полесье, — любил повторять старик, — двадцать третье февраля — день мальчиков, восьмое марта — день девочек, первое апреля — день трансвеститов. Ну, а шестое мая — день чудовищ!
На болотах закопошились испуганная нечисть — по народным поверьям, юноша, едущий на белом коне, должен был закрывать голыми руками разверстые пасти диких зверей, чтобы те не покушались на тощих белорусских коров, и, повергнув огненного змея ниц, предать его лютой смерти на глазах сельчан.
— Что будем делать? — спросил Верлиока. Истребитель жизни — ростом высок, в плечах пол-аршина, на голове щетина — он подрабатывал в зимний сезон охранником в Пинском отделении Беларусбанка, а весной возвращался просаживать деньги домой, в Заречье. Глава полесской нечисти взял зажженную свечу и поставил на высокую кочку, как имел обыкновение делать перед каждым Святым Юрием. В этом году на обсуждении председательствовал багник [1] , так что гости нашли укрытие на торфяном болоте.
1
Багник — в белорусской мифологии болотник, обитающий в багне — безжизненном торфяном болоте.
Одинокий вражеский мессершмитт, выглядывавший в белорусских лесах становища толкиенутых партизан, польстился на огонек и неосторожно приблизился. Поднявшийся от озера в неимоверную высь столб воды закружил и увлек охотника на дно.
— То-то, — назидательно буркнул ваукалак [2] . — Разлетался, гарцук [3] . Молодчина, Айтварас [4] !
Услышав добрые слова, змей-дракон медленно потянулся на берег, сыто порыкивая.
2
Ваўкалак — белорусское название оборотня, человека-волка.
3
Гарцук — стихийный дух, вызывающий непогоды.
4
Айтварас — в литовской мифологии летучий дух в виде огненного змея, дракона.
— А помнишь? — подмигнула огненному крокодилу вужалка [5] . — Тысяча двести тридцать седьмой? Славное было времечко. Все войско татаро-монголов подъели! А сколько узкоглазых русалки защекотали! А сейчас мальчишка городской хочет нам руками пасть заткнуть!
— И то верно, — согласился дед Албастый [6] . — Не в первый раз, отобьемся. Да и не руками он…. Ну, мелочь, конечно, пострадает…
— Ты главное-то, леший, не забывай! — хмуро оборвал ваукалак. — На этот раз в лес едет сам Андрей —
5
Вужалка — в белорусском фольклоре девушка-змея, дочь змеиного царя.
6
Албастый — одно из прозвищ лешего.
— Ага! Андрей — всех мудрей! — обрадовано повторил глуповатый аржавенник [7] . — Поговорить любит. Договоримся.
— Это ты, что ли, договоришься? — буркнул Верлиока. — А кто на вопросы отвечать будет?
Андрей, сын богатой вдовы Городницкой, славился в Полесье патологической настырностью и страстью к знаниям, за что и получил почетное прозвище.
С раннего детства хлопец преследовал нечисть по родным лесам и болотам, задавая дурацкие вопросы, на которые невозможно было подобрать ответ.
7
Аржавеннік — по белорусским поверьям один из болотников, хозяин болота, покрытого ржавчиной.
Плывут по небу облака… Откуда они взялись? И куда плывут? Шумит за деревней река… Куда течет? Почему? Растет лес… Зачем? Кто его посадил? Почему у птиц крылья, всюду вольно летают, а у человека крыльев нет? Сидит кто-то под кустом. Чего сидишь? Долго ли будешь тут сидеть? Разгребает двухголовый мужик мусор. Ты зачем это, дядька, мусор разгребаешь? А почему у тебя одна голова лишняя?
Все вздохнули свободнее, когда занудный мальчишка, наконец, уехал в город и поступил в Полесский государственный университет на факультет организации здорового образа жизни. А нечисть повеселела, когда оттуда Андрей Городницкий удачно перевелся аж в Минск на филфак Белуниверситета, где начал изучать народный белорусский фольклор.
И вот сейчас он возвращался в родное село на белом коне. В Юрьев день.
— Дипломную работу, вдова сказывала, пишет, — с нехорошим красным блеском в глазах сказал ваукалак. — На тему «Чудовище Адама Олеария и белорусский эротический фольклор». Будет у нас материал для диссертации собирать. Вдова мне даже начало введения показала.
— И что? — невольно заинтересовался багник.
— Срамота! — мрачно ответил ваукалак. — «Эротика в белорусском фольклоре была представлена не вульгарно, не броско, не брутально, а как в жизни. То есть — главным образом в песнях и загадках».
— О! — томно простонала вужалка. — Ох уж мне эти загадки белорусской эротики и Адам Олеарий!
Она лениво потянулась и чуть подправила обтягивающее декольтированное платьице из золотистой кожи, едва прикрывающее основание гибкого хвоста. Гламурная дочка змеиного царя c две тысячи седьмого года снималась в рекламе женской одежды бренда «Фрау Шмидт», активно осваивавшей белорусский рынок. Имидж роковой женщины дополнял модный макияж в синих тонах. — Помню я Адамчика, помню. Лет триста назад искал в нашем болоте крокодилов. Вместе искали и даже, вроде, кого-то нашли. Хороший был мужик, только шнапса пил много…
— Вот тебе и о! — тоскливо отозвался дед Алабастый. — Представляешь, сколько у Андрюхи вопросов накопилось? А если уж он начнет материал собирать, сами пасть разинем!
— Ясно, — бодро ответил аржавенник. — Андрюхе мы не ответим. Значит, нужен Интернет, нужен Интернет, траляляля-ля!
— А ведь и верно. Интернет есть у москаля, лесника Власия! — очень кстати припомнил ваукалак.
— И кто туда пойдет? — страшным голосом спросил Верлиока. Чудовища обреченно переглянулись.
— Кто придумал, тому и идти, — дочь змеиного царя кокетливо улыбнулась Айтварасу, и, сочувственно подмигнув аржавеннику, добавила: — А мы тебе поможем. Издалека посмотрим.