Битва дипломатов, или Вена, 1814
Шрифт:
Первое испытание, pas de lance, заключалось в том, что всадники на скаку и с копьем наперевес должны были поразить кольца, свисающие на ленте. Затем рыцари бросали дротики в муляжи голов сарацин и кривыми саблями разрубали яблоки, раскачивающиеся в воздухе.
После этого началось главное действо карусели Средневековья — потешные рыцарские поединки. Они даже отдаленно не походили на настоящие рыцарские схватки, когда бойцы действительно могли погибнуть на ристалище, и гибли, как это случилось в 1240 году, когда за один турнир лишились жизни восемьдесят рыцарей.
Задача рыцаря Венского конгресса состояла в том, чтобы, пустив коня в галоп, выбить противника из седла,
После того как рыцари продемонстрировали «под музыку что-то вроде танцев», сюзерены, «дамы сердца» и их заступники покинули школу верховой езды и отправились во дворец на банкет. Для коронованных особ был накрыт отдельный стол, сервированный только позолоченными предметами — от вилок до фруктовых корзинок. Вокруг банкетных столов кувыркались акробаты, показывали свои фокусы шуты и жонглеры, распевали серенады менестрели с арфами в руках. Празднество завершилось грандиозным балом, на котором танцевали более трех тысяч человек.
Устраивая турнир, фестивальный комитет хотел «увековечить блистательный конгресс незабываемым событием», и, похоже, сделать это ему удалось. Организаторы даже собирались повторить его для «занемогшего» царя. История в этом не совсем уверена, но, говорят, сюзерены остались довольны. По инициативе комитета для тучного короля Вюртемберга даже было оборудовано специальное место «пять футов высотой и шесть футов шириной». Многие авторы дневников утверждают, что для его внушительного живота в обеденном столе пришлось вырубить что-то вроде «полумесяца».
Как бы то ни было, скользя и кружась на балах, охотясь или услаждая себя зрелищами вроде карусели, короли, князья, герцоги и дипломаты на какое-то время забывали о своих проблемах.
Глава 17
«СЛАВНОЕ МГНОВЕНИЕ»
Мы еле двигаемся, но мы не сидим без дела.
Талейран
Миротворцы предавались развлечениям, а проблемы оставались нерешенными, и осведомители барона Хагера докладывали о нарастающем недовольстве за стенами дворцов, бальных и банкетных залов. «Умники» и «лоботрясы», собиравшиеся на Грабен, открыто поносили конгресс за праздность. Почему делегаты не занимаются проблемами мира с такой же энергией, с какой они устраивают балы и банкеты? Почему бы дипломатам не договориться обо всем, пока император Франц столь великодушен и накрывает пятьдесят банкетных столов чуть ли не каждый вечер?
Австрийских патриотов беспокоила неуемная щедрость императора, которая дорого обходилась казне. Им не нравилась явная неблагодарность гостей. Некоторые союзники, вроде русского царя, вели себя не как друзья, а, скорее, как враги. По заключению одного агента, австрийское гостеприимство наносит вред экономике и может обанкротить государство. «Появилась новая разновидность войны, — то ли в шутку, то ли всерьез писал он, — объедать противника».
Если эксклюзивность встреч за закрытыми дверями раздражала, то несуразная борьба за старшинство просто смешила. Предводители пререкались по малейшему поводу — кто должен первым войти или выйти из комнаты, подписать документ? Кто и с кем должен сидеть за ужином? По одной легенде, Меттерних прорубил в свой офис дополнительные двери для того, чтобы участники переговоров могли входить и выходить из него одновременно. Это скорее всего выдумка, но проблема протокольных отношений стояла остро.
В дипломатическом протоколе
Из-за подобного рода соперничества немало дел застопорилось и на Венском конгрессе. Декларация, принятая 8 октября, о переносе открытия конференции на 1 ноября так и осталась неподписанной отчасти по той причине, что посланники не могли прийти к согласию о порядке ее подписания. Проблема старшинства постоянно мешала работе германской комиссии, и в результате ее заседания прекратились.
Давно назрела необходимость выработать такие нормы дипломатических процедур, которые способствовали бы международным переговорам. Однако не существовало даже общих подходов к решению этой задачи. К примеру, насколько в таком протоколе должна учитываться мощь той или иной державы? Должны ли различаться по статусу представители королевства и республики? Или посланники древнейших и самых легитимных династий и новых государств, созданных по прихоти Наполеона? В этих и других подобных вопросах предстояло разобраться одной из комиссий конгресса — комиссии по дипломатическому старшинству, которая начала заседать в середине декабря.
В венских гостиных не было недостатка в животрепещущих темах. Людей старшего поколения, например, смущало то, что якшанье с королями умаляет достоинство и престиж коронованных особ. Даже Талейран находил «неприличествующим» видеть трех или четырех королей и еще больше князей на балах и за чаепитием в частных домах. Иногда доходило до абсурда. Женевский банкир Жан Габриель Энар рассказал, что однажды короля Пруссии, стоявшего одиноко у стены, он принял за официанта и чуть ли не попросил его принести бокал шампанского.
Самые оживленные и откровенные дискуссии разгорались, конечно, в тавернах. Дворяне-космополиты, уставшие от придворного этикета, шли в «Императрицу Австрии», молодые немцы облюбовали кафе «Три белых льва», где свое красноречие они запивали вином с устрицами.
Удивительно, но недовольные конгрессом удовлетворяли свою потребность в критике, посещая церкви. Они обычно собирались там, где выступал с провокационными и спонтанными проповедями резкий и энергичный священник Захария Вер-нер. Этот высокий, худющий человек с львиной гривой длинных волос никогда не упускал возможности обрушиться на конгресс с обвинениями в суетности и легкомыслии. Последний раз он во всеуслышание заявил: у всех этих императоров, королей и князей, съехавшихся в Вене, есть один общий повелитель — настоящий правитель конгресса, и имя ему — глупость.
До обращения в католическую веру Вернер имел какое-то отношение к театру. Он написал несколько пьес, в том числе трагедию «Двадцать четвертое февраля», поставленную Гете. В возрасте сорока двух лет Вернер приобщился к мессе и решил стать католиком. Скиталец-поэт отверг свой прежний распутный образ жизни и поменял бордели и сцену на монастырскую келью в Южной Италии и кафедру проповедника.
В Вене Вернер появился во время мирной конференции. В городе театра, как сценического, так и уличного, он сразу же приобрел некоторую известность. Проповедник привлекал к себе внимание страстностью и энтузиазмом, хотя немало людей относилось к нему с опаской, считая его манеру выражаться вульгарной, кучерской и больше подходящей для таверн, а не для церкви.