Битва колдуньи. Сага о мечах
Шрифт:
– Когда-нибудь придет! – подбодрила его Ингвильда. – Может быть, даже скоро.
– Может быть, – согласился Хродмар и посмотрел ей в глаза. – Я ведь теперь родился заново. Все теперь будет по-другому.
Сами по себе эти слова не имели отношения к Ингвильде, но взгляд Хродмара вдруг смутил ее.
– Мне все кажется даже лучшим, чем было раньше, – продолжал он. – Я сижу здесь почти весь день и все любуюсь морем. Я прожил на берегу моря всю жизнь – у нас прибрежная усадьба – и только сейчас увидел по-настоящему, какое оно красивое. А небо! – Хродмар поднял голову, а Ингвильда не могла отвести глаз от его лица. Уродливые следы нарывов
– Знаешь, какой стих я хотел бы сочинить? – понизив голос, спросил он, и у Ингвильды вдруг часто забилось сердце. – Про это утро, про этот рассвет. Про то, как я увидел Фрейю обручий [12] на лбу кости Имира… [13] Про то, как светлая Суль* всходила над долиной тюленей [14] и над морем лосей [15] . И про то, что для меня это утро было как новое рождение… Ты понимаешь?
12
Фрейя обручий – кеннинг женщины.
13
Кость Имира – кеннинг камня, так как, по преданию, камни возникли из костей первобытного великана Имира.
14
Кеннинг моря.
15
Кеннинг леса.
Ингвильда кивнула. Стихи о женщине слагает тот, кто хочет добиться ее любви. Она не знала, как оценить этот несложенный стих, – то ли Хродмар хочет сказать о себе, то ли о ней… Или о них двоих. Хродмар говорил о том новом, что родилось в них обоих, о той битве со смертью, которую они оба выдержали и тем обновили весь свой мир, взглянули на землю и небо другими, очищенными глазами и увидели прежде всего – друг друга…
Хродмар накрыл ее руку своей, и от волнения у нее перехватило дыхание; было радостно и тревожно, и хотелось, чтобы это никогда не кончалось.
– Ингвильда! – вдруг раздался рядом голос Вильмунда.
Ингвильда вздрогнула от неожиданности, вырвала руку из руки Хродмара и быстро обернулась. Со стороны усадьбы быстрым шагом приближался Вильмунд. В честь торжества он был одет в нарядную желтую рубаху, вышитую красными узорами, с серебряной гривной* в виде змеи, подпоясан широким поясом с серебряными бляшками. А лицо его, не под стать праздничному наряду, было недовольным, почти злым.
– Куда ты убежала? – раздраженно спросил он, подойдя. Взгляд его, скользнув по Ингвильде, устремился к Хродмару. – Тебя все ищут, а ты сидишь здесь с… – Он запнулся, поскольку добрых слов для Хродмара у него не было, а оскорбить гостя он не мог себе позволить. – Как будто лучше места не нашла! – раздраженно окончил он.
С самого первого дня Вильмунд невзлюбил фьяллей: сначала он твердил, что опасается за здоровье Ингвильды, потом стал ворчать, что она, дескать, проводит в землянке дни и ночи, он совсем ее не видит, она совсем его забыла и не находит даже времени сказать ему слово!
Хродмар окинул его проницательным взглядом. Он впервые видел Вильмунда и ничего о нем не знал, но вид и поведение того были
Прежде чем Ингвильда успела ответить, Хродмар поднялся на ноги. Незаметно он придерживался рукой за стену землянки, но стоял с гордо поднятой головой. Здоровый или больной, он никому не позволял обходиться с собой непочтительно. И Ингвильда, уже открывшая было рот, не стала вмешиваться.
– Не знаю твоего рода, дуб щита, но мой род достаточно хорош, чтобы место рядом со мной было достойно благородной женщины, – медленно и ясно выговорил Хродмар. – И если ты захочешь убедиться в этом, то я даже не стану ссылаться на свою болезнь.
Вильмунд упер руки в бока и презрительно усмехнулся:
– Я не бился и не буду биться с человеком, который едва держится на ногах и должен опираться о стену, чтобы не упасть. А что касается женщин, то едва ли тебе теперь стоит надеяться на их любовь. Тебя теперь полюбит разве что какая-нибудь троллиха, такая же уродливая, как ты сам!
– Вильмунд! – возмущенно вскрикнула Ингвильда. – Не смей! Он ничего тебе не сделал!
– Зато я не уверен, что он ничего не сделал тебе! – резко ответил Вильмунд. Он давно заподозрил, что племянник Модольва привлекает Ингвильду не только как больной, нуждающийся в ее заботе, но раньше ему было стыдно сознаться в своих подозрениях. – С тех пор как эти фьялли здесь, ты от них не отходишь, как будто все они – твои братья! После праздника я уеду, но даже если бы я уехал месяц назад, то потерял бы немного! Ты бы и не заметила! С того самого дня я тебя почти не видел! Ты даже ночевать не всегда приходила в усадьбу, а мне запретила приходить сюда!
– Глупый! Ведь я боялась, что ты заразишься! Двадцать семь человек умерли, ты понимаешь, умерли! Я не хотела, чтобы конунг лишился наследника!
– А сама ты, я вижу, не боялась заразиться! – запальчиво отвечал Вильмунд. – Даже сейчас, в последний мой вечер здесь, ты сидишь с этим…
– Так ты, оказывается, сын конунга! – удивленно, но без робости протянул Хродмар. – Странно! У нас сыновья конунгов лучше умеют владеть собой. Ни один из сыновей Торбранда конунга не задирает гостей, хотя им всего девять и одиннадцать лет.
– Ты не мой гость! – с вызовом ответил Вильмунд. – И я…
– Зато он мойгость! – решительно перебила его Ингвильда и встала между ними. – И если ты, Вильмунд сын Стюрмира, хоть немного дорожишь моей дружбой, ты сейчас же прекратишь эту нелепую ссору. Ты ведешь себя недостойно! Ты слишком много пива выпил за столом!
– Ага, а он ведет себя достойно! – яростно воскликнул Вильмунд. Заступничество Ингвильды разожгло его ревность, и он уже не способен был осознать, как мало эта ссора украсит его в ее глазах. – Кто он такой! Ты его знаешь неполный месяц, а заступаешься за него, как за родного брата! Ты с ума сошла! Ты посмотри, на кого он похож!
– Он не трогал тебя!
– Да, он не трогает мужчин! Он трогает только женщин! Думаешь, я не видел, как он хватал тебя за руки? А что было, пока я не пришел? А теперь он просто прячется за твоей спиной! Узнаю доблесть фьяллей!
Ингвильда услышала за спиной вздох, а потом ладони Хродмара мягко легли ей на плечи и бережно, но решительно отодвинули ее с дороги.
– Оскорбляя меня, ты не прибавляешь себе чести, визгливый щенок, и только, – спокойно сказал Хродмар. – Но когда твой дурной язык касается чести йомфру Ингвильды…