Битва королев
Шрифт:
– Но и его супруги Изабеллы Ангулемской, – вставила она.
– Я сказал, что я сын проклятого Джона, – твердо настоял мальчик.
– Опомнись, сын! Кроме отца, у тебя есть еще и мать! Кажется, ты выслушал и о ней нехорошие слухи?
Генрих промолчал, предоставляя ей возможность самой делать выводы.
– Как ты думаешь, легко ли быть женой подобного негодяя, как твой папаша? Ты знаешь, что он по глупости утерял право на корону Франции и английскую корону еле удержал на голове? Но разве только в этом суть дела? Твои наставники скрыли от тебя всю правду, а может быть, они ее и не знают…
– Прошу вас, избавьте меня от ненужных признаний, мадам, – холодно сказал Генрих.
И тут ее сознание, словно вспышка молнии, осветила страшная мысль. Ее десятилетний сын рассуждает как старик и навсегда потерян для нее. Как она могла зачать, а потом и произвести на свет подобное существо?
Генри уже король, и она не уверена, превратится ли он в чудовище, схожее со своим родителем, и не пожрет ли он своих братьев, сестер и собственную мать? Или чудо свершилось, и от их грешного семени был зачат благодетель английского королевства?
Но сын был не расположен выслушивать излияния матери.
Она пожала плечами – прекрасными, соблазнительными плечами – и оставила его в королевской детской в строгом одиночестве и раздумьях о судьбе государства.
После Изабелла имела беседу с Филиппом де Альбине – весьма серьезным наставником многих владетельных европейских принцев.
Учитель с гордостью доложил ей об успехах молодого короля во всех предметах, преподаваемых ему, и об особенном интересе Его Величества к литературе и музыке. Он был рад иметь такого способного и благосклонного к занятиям ученика. Лорд-регент Уильям Маршал тоже был в восторге от способности принца все схватывать на лету, так что вдовствующей королеве не о чем беспокоиться. Скоро Генрих повзрослеет и возьмет на себя бразды правления государством.
«Дурак!» – подумала Изабелла. Он считает, что, восхваляя таланты сына, льстит его матери. Ничего подобного! Он сыплет соль на ее душевные раны, он все дальше уводит от нее рожденное ею в муках дитя.
Узнав, что регент собирается навестить Виндзор на следующее утро, Изабелла решила остаться на ночлег в замке, чтобы встретиться со стариком лицом к лицу.
Ночь она провела без сна и в тягостных размышлениях. Ей не нужны были почести и место на торжественных приемах рядом с сыном. Ей был отвратителен Виндзор и вся придворная клика, обосновавшаяся в замке. Она желала управлять малолетним сыном, скрывшись за его спиной, как ярмарочный кукольник правит марионеткой, но, к ужасу своему, убедилась, что все нити, связывающие ее с сыном, отрезаны хитрыми ножницами.
Равнодушные к ее чарам мужчины теперь властвуют над королем, и собственное будущее представлялось Изабелле в весьма блеклых тонах.
Ей доложили, что регент Маршал явился в Виндзор вместе с Губертом де Бургом. Они будут рады засвидетельствовать свое почтение королеве-матери и сообщить ей о том, как далеко продвинулся ее сын в освоении науки управления государством. Мать должна гордиться, что из ее чрева появился на свет столь способный отпрыск.
На этом ее роль закончилась – так поняла Изабелла, – и вежливые джентльмены отправят ее в почетную ссылку до наступления удобного момента, чтобы подсыпать ей отраву в пищу или питье, которые она пожелает
Ее нежная материнская рука уже не сможет вести мальчика по жизни. Он навсегда утрачен для нее.
Изабелла металась по огромной, слишком широкой для нее одной постели и представляла себе свое унылое будущее. Сможет ли она примириться с непонятной ей ролью беспомощной вдовы? Ей всего лишь тридцать один год, и она полна живительных соков, которые доставляет ей каждая весна. Любое дуновение ветра, распустившаяся почка и капель, звенящая о карниз окна, напоминали ей о ее всепобеждающей женственности. Пусть кожа на ее теле не так упруга, как до первого материнства, но кто это знает, кроме ее самой?
Она не расплескала ни одной капли из наполненного до краев сосуда своего очарования. Мужчины не имеют права так пренебрегать ею!
Хьюго! Как она тоскует по нему! Если они увидятся, будет ли она разочарована? Как он выглядит? Может быть, он превратился в тупого наглеца или, наоборот, в серого, незаметного мышонка, засевшего в своей жалкой норе? Такие метаморфозы часто случаются с мужчинами с возрастом. О, как она презирала этих самцов, сильных в молодости, но постепенно слабеющих, без которых не могла жить!
Одним своим присутствием рядом с нею Джон заставлял ее постоянно вспоминать о Хьюго. Тот был высок и красив, а ее супруг не вышел ростом. Хьюго, наверное, неутомимый любовник, возбуждаемый видом обнаженной женской плоти, а этому мерзавцу требовалось истязать ее, чтобы его мужское естество восставало.
Отдаваясь Джону, она втайне представляла на месте супруга красавца Хьюго. Джон ненавидел Хьюго, потому что знал, как унизителен для него в извращенных любовных играх воображаемый соперник.
Последний раз Изабелла видела Хьюго закованным в цепи на телеге, которая везла его в темницу. Джон устроил этот шумный спектакль, чтобы в очередной раз уязвить супругу и дать ей возможность «полюбоваться» поражением благородного, чистого душой рыцаря, выступившего, поддавшись неразумному порыву, на стороне несчастного принца Артура.
Если б он знал, этот ее недоумок муж, что расправой над Хьюго он добился лишь обратного. Красавица жена стала еще сильнее презирать супруга. Джон совсем не разбирался в людях, а тем более в тайнах женской души. Он считал, по глупости, что весь мир вертится вокруг его персоны, что он центр мироздания и каждый его поступок должен быть воспринят окружающими с восторгом и благодарностью.
Проявив вслед за жестокостью милосердие, он опять ошибся. Никто не возблагодарил его за помилование Хьюго, но зато Джон выпустил на волю злейшего врага, удвоив тем самым его ненависть к себе и желание отомстить – сначала за путешествие среди лондонской толпы в грязной телеге, влекомой измазанным пометом ослом, а потом за неожиданный и явно фальшивый жест королевской амнистии, когда узник уже приготовился к мучительной смерти.
Изабелла не простила мужу ни того ни другого поступка, хотя радовалась освобождению Хьюго и тому, сколько серебряных марок потерял супруг, возмещая рыцарю ущерб за урон, нанесенный его французским владениям. Дурак всегда останется в дураках, что бы он ни сделал! Друга и союзника он не приобрел, а врага нажил.