Битва на Калке
Шрифт:
Подошел к нему Забубенный и тихо так проговорил:
– Спасибо, Куря, снова ты мне снова жизнь. Я теперь, дважды твой должник получается.
Посмотрел на него Куря снизу вверх, ибо сидел на лавке. Головой кивнул неторопливо.
– Получается, так. Да только жизнь, штука вертлявая, не успеешь оглянуться, как случай выйдет должок отдать. А покудова живи да радуйся. Мужик тот здоровый был, а ты, видать, мечом махать не привычный.
– Ну да, – безрадостно согласился Забубенный, – подучится надо маленько.
– Ничего, – усмехнулся Куря, – за этим дело не станет. Помахаешь еще вдоволь. Мы в земли дикие
Забубенный задумался. Авторитет чародея таял на глазах.
– Да вот решил силами человеческими для забавы померяться, – соврал Забубенный ради поддержания имиджа, – да только сил не рассчитал.
– А, – кивнул Куря, ничуть не усомнившись в словах механика, – в следующий раз не меряйся. А то поздно будет. Сразу заколдуй его в пень али в камень. Полегчает.
– Угу, – кивнул обреченно Григорий, – Заколдую.
Между тем головную ладью догнали, наконец, остальные отставшие ладьи каравана черниговцев. Увидав приближаясь, что посередь реки плывут две привязанные друг к другу ладьи, остальные черниговцы почуяли неладное и тоже к бою изготовились, но было уже поздно.
Крикнув остальным ладьям, коими Еремей да Кузьма заправляли, чтобы, не отставая больше, шли следом да к ночлегу готовились, Путята приказал отвязать ладью людей лихих, поджечь ее и пустить по волнам. Ратники так и сделали. После чего, Путята пробрался меж воинами раненными на корму. Там под ногами Христича, что правил к берегу, лежал опутанный веревками Федька Кривой. Лишившись своей ватаги, злобно смотрел атаман лихой на все, что вокруг него происходило.
Глава девятая.
«А караван идет…»
Приблизился к нему Путята, своей рукой двоих разбойников убивший, и вопросил спокойно, будто и не было буйной сечи, и находился перед ним не лютый враг:
– Что же ты, супротив нас-то попер, неразумный человек? Ты же видел, кто перед тобой. Не ленивые купцы, а служилые люди.
Федька Кривой изогнул шею так, чтоб в лицо воеводы взглянуть, и ответил куражно:
– А по мне все одно, купец, а ли воевода. Мне мошна твоя нужна была, а тебя, да сабель твоих я не боюсь.
Сплюнул Федька воеводе под ноги и замолк. Посмотрел черниговский воевода на него пристально, поразмыслив промеж себя о чем-то, поглядел на Христича, да вдруг спросил о том, отчего соседние ратники даже потеряли дар речи.
– Далеко мы идем, Федька. Опасный путь держим. Лихих людей мне поболе надобно иметь. Если сохраню твою душегубскую жизнь, да смерть моих товарищей прощу, будешь мне за это служить верную службу?
Снова вывернул шею атаман лихих людей так, чтоб с воеводой глазами встретится.
– Мне люба только молодецкая жизнь моя, да ветер на просторе. Да сабелька вострая. Не желаю я тебе, княжеской собаке, службу служить. А конец мне всегда один. Не боюсь я тебя.
Подбоченился воевода, помолчал недолго.
– Ну что ж, – рассудил он, наконец, – коли так, то и тянуть не будем долго. Тогда знай, за то, что напал ты на людей черниговского князя, будешь немедля казнен. Вот этой самой дланью.
Федька Кривой даже не шелохнулся.
– Делай дело свое, воевода. Я свое сделал.
Подал знак воевода и двое дюжих ратников, Данила, да еще один, подняли атамана людей
Глядя на этот скорый суд, Забубенный решил, что воевода в случае чего перед колом не остановится. Местная система правосудия работала быстро и без бюрократических проволочек. Осудили, приговор огласили, раз, и ты уже на небесах. Ни адвокатов, ни последнего звонка другу. Вот тебе и система распознавания «Свой-чужой». Если свой, – тебе почести и почитание согласно рангу, чужой – гнить тебе в земле или камнем на дно идти. Никакой середины. Либо ты свой, либо чужой. Можно при случае переметнуться, если жизнь заставляет. Но тогда, ты теперь здесь уже как бы свой, а там уже чужой. И суть от этого не изменится. Так что система работает в любом случае. Полная демократия. Воздержавшихся нет. Закон джунглей.
Тем временем впередсмотрящий обнаружил местечко для ночевки и скоро ладья, направленная твердой рукой Христича, уткнулась днищем в прибрежный песок. Пока казнили Федьку Кривого, бывший пират даже бровью не повел. То ли привычный к этому делу, то ли там он уже давно был чужим, а здесь своим. Потому считал, все правильно происходит.
Скоро рядом с флагманской ладьей приткнулись все остальные суденышки. Ратники развели костры на лесном берегу. Отужинали. Выставили дозоры. Путята позвал к себе снова Еремея с Кузьмой посоветоваться. А Забубенный, утомленный острыми переживаниями этого дня, рухнул на подстилку из веток. Укрылся накидкой и уснул мертвецким сном, не взирая на капавший с неба дождь.
Ночь прошла быстро. Едва небо просветлело, а караван уже отчалил. Выстроились снова ладьи друг за другом, и пошли бороздить днепровские воды.
На утро в ладье Забубенного оказалось пополнение. Несколько ратников из отряда Еремея перешло на ладью Путяты, чтобы силы привести в равновесие. Молодцы все были здоровые, как и подобает ратникам. Лошадей своих на старой ладье оставили, – им отошли кони убитых.
Скоро дождь прекратился. Туман разогнало легким ветерком, что задул с рассвета в сторону моря и скоро усилился, посвежел. Путята велел поднять паруса, и заскользили ладьи по водной глади еще быстрее. Ратникам вышла передышка, – грести не надо. А тут и солнышко выглянуло, жить стало веселее.
Берега вдоль реки тянулись пустынные. Видно, не зря их ватага Федьки Кривого выбрала для своих черных дел. Ни городов, ни деревень крупных почти целый день не попадалось. Только опять ближе к вечеру, поравнявшись с обширным селом, где остановки делал торговый люд, увидели ратники, что шел им на встречу большой караван.
В нем было больше дюжины ладей, все шли под парусами бело-серебристыми. Половина ладей в воде низко сидело, бортами едва ль воду днепровскую не черпают. А нагружены они были диковинными зверьми, похожими на лошадей, только горбатыми, с длинными и губастыми мордами. Отродясь такого зверья не видали черниговские ратники, только Забубенный сразу в них признал верблюдов, что многократно в зоопарке наблюдал.