Битва на Калке
Шрифт:
– Это верно, – вставил словечко Кузьма, – мы с Еремеем всю дорогу позади обоза ехали, да ничего такого не приметили. Никто на нас не напал, знать не имеется тут разбойничков. А в здешнем починке дюжина дворов, отбиться всегда можно. Видно все ж не лихих людей испужались, а чего пострашнее.
– Может оно и так, – рассудил Путята, – ну, да на покой пора. Завтра еще день будет. Может чего прояснится.
Григорий смотрел на огонь, и помалкивал, размышляя нетрезвым мозгом с суете всего земного. Сидели черниговцы у костра, вокруг которого быстро сгущался ночной сумрак. Путята, Еремей с Кузьмой, Данила, да Куря с «братом»-купцом. Младые ратники, что «дедами» местными подряжались на работы,
Честно говоря, Григорий любил мясо, но от жесткой местной пищи, которую приходилось потреблять постоянно, у уже него начинались проблемы со стулом. Ведь никакого салата с мелко порубленными огурчиками и помидорчиками, сдобренными специями или сметаной с майонезом, не предвиделось. А тем более суши, креветок, омаров или крабовых палочек. В лучшем случае полагался местный экологически чистый, но жесткий от длительного хранения, хлеб. Насчет местной рыбы Забубенный ничего сказать пока не мог. В реках ее, видимо, было видимо-невидимо. Но вот отведать какого-нибудь стандартного осетра, который здесь должен был идти на одном уровне с селедкой будущего, пока не удалось. Хотя бы овощами напитаться. Нет, что-то похожее на огурцы он уже однажды видел в Чернигове, но походный рацион их почему-то не включал. А уж про манную кашу утром Григорий и не вспоминал уже. Рад был бы по уши, если даже удалось бы откуда-нибудь взять «БИЧ-пакет» с китайской вермишелью и разбавить его в стакане горячей водой. Вот был бы пир.
Перед ужином, в ностальгическом порыве любви к овощам, Забубенный даже прошелся вдоль покинутых домов, но никаких овощей на местных огородах он заметить не успел. Да и весна вроде была в местном климате, рано еще.
Покончив с трапезой, разлеглись спать. Кто в шалашах, а кто прямо на возах. И скоро под высоким южным небом раздался богатырский храп. Купец первой гильдии, как он себя мысленно именовал, Григорий Забубенный, перед сном отправился в местный кустарник. Поскольку стойбище черниговцев располагалось в поле, идти нужно было в темные кусты, что росли за кольцом охраны, метрах в ста. Забубенный хотел было взять с собой для спокойствия пару ратников, но передумал. Как-то неловко получалось ходить до ветра под конвоем. Решил просто взять фонарик, магический посох колдуна, что тихо лежал в телеге среди вещей, завернутый от посторонних глаз в старую рубашку.
Никто механика не украл, но на обратном пути Забубенный споткнулся о корягу и, чертыхаясь, рухнул в какую-то яму посреди поля. А когда встал, позабыв, где он находится, машинально включил фонарик. Тонкий, но яркий луч, на несколько секунд разрезал ночной мрак, осветив его одинокую фигуру. Дикие вопли раздались в стане черниговцев.
Ратники, охранявшие купеческий обоз, побросав оружие, со всех ног бросились врассыпную, и пропали в лесу. Обоз остался без прикрытия. Забубенный, словно победивший джедай, быстро выключил свой огненный меч и еле втолковал остальным повскакавшим воякам, схватившимся спросонья за оружие, что он свой, черниговский. Хотя и колдун. Пока лицо его в полумраке разобрали, к тлевшему костру подтащив, да успокоились, – битый час прошел. Авторитет колдуна снова в силу вошел. Жаль только, Григорий свой фонарик потерял, пока полю от проснувшихся ратников бегал.
А охранники, что луч света узрели, вообще только под утро воротились. Где были, что делали, рассказать не могли. В мороке полном от страха находились, языки не ворочались еще как надо. На Забубенного смотрели с ужасом, стороной обходя. Хорошо хоть оружье свое они еще вчера на постах побросали,
– Ты б, Григорий, посохом своим на врагов княжеских так светил, ужас наводя. А своих людей у нас и так не хватает. Негоже… – едва успел проворчать на утро Путята, но закончить внушение не успел. Появились, откуда не возьмись, местные с подношением: хлеб-соль принесли, да чарку. Вышли из леса. Оказалось, был прав Данила. Схоронились жители в лесу. Были у них там места заповедные. Обозных ратников они и в самом деле за разбойничков приняли. А дед просто старый, он убежать не успел со всеми, да про него и позабыли второпях.
Были среди местных мужики и бабы возрастов разных, да детишек целая куча. Оказались они все родней друг другу. Жили одним родом в полудюжине домов. А прозывались все фамилией Полянычей.
Увидав народное посольство, Путята осекся делать выговоры колдуну, и снова стал исполнять роль главного охранника черниговских купцов. Отошел в сторону и созвал своих ратников, вразумляя ночных беглецов, а остальным, раздавая поручения. Вместо него тут же вперед вышел Куря в ярком кафтане, как старший «брат-купец». Он влез на воз, наполненный добром, и давай с шутками прибаутками местным жителям втюхивать меха соболиные, да платки самотканые с узорами.
– Подходи честной народ, – горланил Куря, работая на основную легенду и размахивая руками с разнообразными товарами, – посмотри-пощупай товары наши хваленые, чрез моря-реки в село ваше привезенные. Такого вы нигде больше не увидите. Только у нас, здесь и сейчас: отличные меха, обувка на века, корзинки плетеные, да платки самотканые.
И местный народ, позабыв про ночные страхи, столпился вокруг повозок с товарами, разинув рты. Мужики больше оружьем интересовались, им Куря успел быстро пристроить пару мечей поплоше, да лук с тремя стрелами. Ну а бабам пришлись по сердцу узорчатые платки, да яркая обувка. Охали они на все лады, рассматривая экспроприированный товар переяславских купцов, да все нахваливали.
А Куря свое дело знает, то одним боком платок покажет, сверкнет узором, то другим. Башмачками друг по дружке постучит, шутку-прибаутку отпустит. Бабы хохочут. Мужики в бороды усмехаются. Веселые купцы приехали. В общем, дело пошло.
Григорий молчал, смотрел на действо, да удивлялся: и откуда только у Кури прорезался талант барыги профессионального. Такое только с рождения дается. И вдруг чует, кто-то его за рукав тянет. Обернулся: пышнотелая длинноволосая молодуха из Полянычей стоит рядом, да улыбается загадочно.
– Ты купец? – спросила.
– Купец, – рассеяно кивнул Забубенный, сам смотревший шоу в исполнении Кури и позабывший, что по одежке и он вполне сойдет за купца.
– Тогда покажи мне вон тот платок, – молодуха указала на цветастый красный сверток, лежавший сверху на куче товара.
Забубенный потянулся за платком, лихорадочно соображая, сколько же запросить с молодухи за товар. А когда достал нужное, девица не стала смотреть, а заявила вдруг:
– Мне примерить надо, да совета у сестрицы спросить. Неси свой товар в дом, вон туда, – и пальцем показала на дальнюю избу.
Григорий послушно отправился за ней следом, по дороге присматриваясь потенциальной покупательнице. Бабенка была ничего, бойкая, фигуристая. На вид лет двадцать, не более, но похоже, голода не знала. И вообще ни в чем себе не отказывала с детства: сарафан едва ли не обтягивал упитанное тело, а корма мерно колыхалась при ходьбе. Загипнотизированный механик зашел за ней в избу, состоявшую внутри из двух помещений, тонувших в полумраке. В одном из них напротив затянутого бычьим пузырем окна, стояла лежанка и большой сундук.