Битва на Калке
Шрифт:
Битва киевской дружины с монголами
Миниатюра Лицевого летописного свода XVI в.
Галицкий князь слышал проклятия, что посылали ему вдогонку столпившиеся на берегу дружинники и ратники, которых он лишил последней надежды на спасение. Ладья быстро разрезала днепровскую волну, а сидевший на скамье Мстислав Удатный так ни разу и не оглянулся назад, на берег, где он потерял всё – славу, честь и совесть.
Монголы под командованием тысячников Чегирхана и Тешухана взяли в кольцо холм, на котором засели киевляне. Военачальники решили овладеть укреплением
Убийство пленных русских князей
Миниатюра Лицевого летописного свода XVI в.
Тогда Чегирхан и Тешухан изменили тактику и решили хорошо подготовиться к штурму. Их войска вступили в яростную перестрелку с киевлянами, а несколько сотен нукеров отправились изготавливать из камыша и тростника большие щиты. Монгольские военачальники хотели свести потери среди своих воинов к минимуму. Тысячи зажжённых стрел полетели в сторону русского укрепления, вонзаясь в частокол и телеги. Кое-где вспыхнул огонь, но киевляне загасили его шкурами и забросали землёй. Тем временем большая часть монгольских отрядов прошла по степи облавой, разгромила поодиночке русские дружины и вернулась к холму. Теперь Джебе и Субудай взялись за дело всерьёз. Нукеры, прикрываясь от стрел и камней большими плетеными щитами, со всех сторон пошли на киевлян, и теперь никакая сила не могла остановить их атаку. Отложив в сторону луки и самострелы, русские воины схватились за мечи и топоры. Княжеские дружинники спешились и встали в первые ряды ратников, готовые принять на себя первый и самый страшный удар врага.
Монголы налетели как ураган. Они пытались вырвать из земли колья, растащить повозки, нукеры запрыгивали на телеги и старались прорваться внутрь кольца обороны. Но этот неистовый натиск был остановлен. Ударами мечей, копий и топоров русские воины погасили воинственный пыл атакующих степняков и отбросили нукеров вниз по склону. Озверевшие багатуры, размахивая кривыми мечами, продолжали карабкаться наверх, но русские бились отчаянно и сотни мёртвых тел степняков катились вниз по склону с разбитыми черепами. Весь день грохотало над Калкой яростное сражение, и лишь когда солнце покатилось за линию горизонта, монгольские тысячи отхлынули от покрытого мёртвыми телами неприступного холма. Русские воины буквально повалились от усталости на землю. Ратники перевязывали раны, правили затупившиеся за день мечи, чинили повреждённый частокол. Мертвых воинов складывали в середине укрепления, а убитых лошадей свежевали на мясо, поскольку никто не знал, как долго продлится осада.
Наутро загремели монгольские барабаны, и тысячи степняков вновь пошли на штурм укрепления. Густо полетели с обеих сторон стрелы, ратники рубили и кололи пытающихся прорваться за кольцо из телег нукеров, и снова монгольская ярость не смогла одолеть русскую доблесть. Словно приливная волна накатывались на холм тысячи Джебе и Субудая, и каждый раз откатывались назад, устилая телами павших крутые склоны. Солнце палило нещадно, всё нестерпимей становилась жажда, и едкий пот заливал сражающимся воинам глаза, но киевляне снова устояли. И когда вечерние сумерки опустились на землю, монголы отступили от горы.
Всю ночь в русском стане жгли костры, опасаясь ночной атаки, а князья и воеводы обсуждали сложившееся положение. Оно было плачевным, поскольку в яростных двухдневных боях киевляне потеряли очень много убитыми, а количество раненых превышало все мыслимые пределы. Заканчивались стрелы и метательные снаряды, но главная беда была в том, что подходили к концу запасы воды. И если проблему с продовольствием можно было решить, забив всех лошадей, то проблему с водой можно
Третий день битвы ничем не отличался от предыдущих дней. С первыми лучами солнца штурм возобновился и непрерывно продолжался до середины дня. Затем нукеры отступили, и русские воины увидели карабкавшегося вверх по склону одинокого человека. Многие из дружинников, ходившие до этого походами в степь, знали его, это был старшина бродников по имени Плоскиня. Его пропустили за кольцо телег, где Плоскиня предстал перед Мстиславом Романовичем и двумя другими князьями, которые находились в укреплении – Андреем Туровским, зятем киевского князя, и Андреем Дубровицким.
Бродниками русские летописцы называли смешанное местное население, которое проживало в нижнем течении Дона и Днестра, а также вдоль побережья Азовского моря в XII–XIII веках. В.Н. Татищев полагал, что так назывались русские люди, которые исповедовали христианство и были поселены на Дону «для показания бродов и переходов». С.М. Соловьёв считал их просто бродячими шайками, напоминающими казаков. Аналогичного мнения придерживался и Н.М. Карамзин, называя бродников разбойниками, которые иногда нанимались на службу за плату. Одним словом, это были люди, не внушающие доверия. И тем удивительнее было то, что произошло дальше.
Плоскиня сообщил, что монгольские полководцы, Джебе-нойон и Субудай-багатур, не желают больше проливать кровь своих воинов и согласны за выкуп отпустить князей и всю киевскую рать из ловушки. Пусть русские сложат оружие и идут куда хотят, им препятствовать никто не будет, монголы слово держат крепко. В подтверждение искренности своих слов Плоскиня целовал крест на глазах у тысяч киевлян и клялся, что всё так и будет, как он только что поведал.
Трудно сказать, почему Мстислав Романович решил поверить старшине бродников. Скорее всего, он просто сам не знал, что делать дальше. Плоскиня явно не внушал доверия и не был тем человеком, которому можно верить на слово. Бродники пользовались дурной славой, и князь не мог об этом не знать. Возможно, что Мстиславу Старому очень хотелось самому поверить в то, что он услышал, и именно поэтому он стал склоняться к тому, чтобы принять монгольское предложение. Но дело в том, что если бы князь единолично объявил о желании сложить оружие, а войско почуяло подвох и единодушно выступило против этого, то тут уже и Мстислав Романович не смог бы ничего поделать. Значит, дело было не только в киевском князе. Скорее всего, ратникам и дружинникам действительно очень хотелось верить в то, что говорил им Плоскиня. Понимали ли киевляне, что если они выйдут из укрепления и сложат оружие, то окажутся во власти безжалостного врага, разъярённого упорным трёхдневным сопротивлением? Врага, у которого при попустительстве их князя убили послов? Не могли не понимать, и тем не менее…
Дружинники растащили повозки, и в образовавшийся проход сначала прошли князья вместе с Плоскиней, а затем длинной вереницей потянулись вниз по склону русские воины. У подножия холма они кидали в одну общую кучу мечи, боевые топоры, щиты, а сами стремительно бежали к Калке, чтобы скорее напиться. Утолив жажду, воины и гридни направлялись в сторону Днепра. Князей же окружили люди Плоскини, они так и стояли, наблюдая за тем, как последние русские ратники спускаются с холма. Ровными рядами застыли внизу конные монгольские тысячи, никто из степняков не рвался вперёд и не кричал ничего обидного, они просто стояли и равнодушно смотрели на происходящее. И лишь когда последний дружинник бросил в кучу своё оружие, послышались гортанные команды, стена нукеров дрогнула, а затем рванулась вперёд, и монголы принялись яростно рубить безоружное русское воинство.