Битва титанов. Несущие смерть
Шрифт:
— Вполне, мой господин, — поклонился мужчина, пересчитывая деньги. Однако с этими актерами никогда не знаешь, чего ожидать. Поэтому он даже не поленился соскоблить тонкий слой при помощи ножа, чтобы проверить, не всучивают ли ему посеребренный свинец. И только после этого забрал монеты.
Родарио усмехнулся, прислонился к стойке, которая представляла собой доски, лежащие на двух винных бочонках.
— Вы мне не доверяете?
— Нет, — приветливо ответил торговец. — Вы ведь тоже попробовали мое вино, прежде чем заказать бочонок, не так ли? — Горожанин налил полный
— О, это слишком любезно с вашей стороны, дражайший, — рассмеялся актер, еще раз оглядываясь по сторонам, с тайной надеждой еще раз увидеть незнакомку. — Если вы следили за моим маленьким представлением… то, возможно, подскажете, кто был мой несчастный противник? — поинтересовался Родарио, подзывая мальчика с лотком разносчика, который торговал выпечкой: свежайшие тонкие лепешки черного хлеба со сливками, ветчиной и слоем плавленого сыра. Ему непременно нужно было что-нибудь съесть, в противном случае вино окажет разрушительное воздействие на его голову. Актер не хотел выходить к зрителям с трудом ворочая языком, не говоря уже о возможности в пьяном виде упасть со сцены, как бывало с некоторыми мимами. За мелкую монетку ароматная лепешка обрела хозяина.
Родарио разглядывал свою покупку, вспоминая о добром друге, очень любившем выпечку.
— Конечно, я знаю, кто он, — виноторговец наполнил кувшин из бочонка, помешав мыслям Родарио утонуть в меланхолических воспоминаниях. — Нолик, сын Лесланга, богатейшего человека Ветродола. Они с отцом владеют каменоломней, где добывается мрамор Гаурагара. Король Брурон — его личный друг.
— И тем не менее у него дурные манеры, у этого человека, — Родарио откусил кусочек. — И он позволяет своей жене работать прачкой?
Торговец оглянулся по сторонам, прежде чем продолжить.
— Нолик дурной человек. Не знаю, как он добился расположения Тасии. Явно не по доброй воле пошла она за него.
— О, кто ж разберет этих женщин. Может быть, его моральные качества золотые, в отличие от его поведения? — закатил глаза Родарио. — О, эти лепешки просто по-тря-са-ю-щи, — похвалил он с полным ртом, перебрасывая кусочек из правой ладони в левую, — но слишком горячие! — Он запил вином и удовлетворенно вздохнул.
Мужчина рассмеялся так громко, что стоявшие неподалеку люди оглянулись.
— Нолик и моральные ценности? Нет, ни за что, — и уже тише добавил: — Семья Тасии была в долгах у его отца. Нужны еще намеки?
— Нет, — Родарио прожевал последний кусок, подхватил кувшин, бокал и двинулся дальше. — Не забудьте про мое вино! — Он поднял оба своих трофея. — Сегодня вечером вы получите их обратно, если принесете бочонок, — успокоил он торговца.
Родарио любил побродить в толпе, ибо здесь обитала жизнь. Как бы то ни было, с него было довольно смертей и героических поступков. Он был актером, прекрасным актером и отчаянным сердцеедом, каких доселе не видали в Потаенной Стране. И для проявления обоих своих талантов ему нужны были люди, чувствительные ко вверенным ему богами дарам.
Он отказался от своего театра в Пористе по очевидной причине: скитаясь по городам и весям,
Друг, с которым он столько времени колесил по стране, пришел в отчаяние после смерти своей подруги Нарморы. Родарио не смог найти Фургаса после победы над эоил и разговора механикуса с Тунгдилом.
Эти события произошли пять циклов тому назад.
С тех пор Родарио путешествовал по королевствам Потаенной Страны и в каждом городе, каждой деревне и поселении, в которые приезжал, повторял одно и то же: расспрашивал людей о Фургасе, показывал им его портрет, который заказал у одного мастера.
Безрезультатно.
Но Родарио просто не хотел сдаваться.
И в Ветродоле все только качали головами, когда он показывал изображение друга в трактирах, на рынке и стражам у ворот…
Родарио всерьез размышлял о пропаже друга. К беспокойству о судьбе механикуса примешивалось беспокойство о множестве приспособлений и аппаратов, созданных Фургасом, которые актер надевал во время представлений: разбрасыватель семян плауна, при помощи которых он создавал огненные шары, маленькие сумочки из черной кожи, в которых ждали своего часа бумажные цветы, и многие другие емкости, в которых находились различные порошки. То были изобретения, превращавшие его в глазах зрителей в мага и позволявшие создать неповторимый спектакль. Актер боялся того дня, когда его принадлежности окончательно выйдут из строя. До сих пор ему удавалось кое-как чинить мелкие неисправности, но когда-нибудь этому наверняка придет конец.
Итак, Родарио с обычным, однако преодолимым чувством подавленности вернулся к труппе и смыл на сцене горечь с души. А люди любили его и считали веселым лицедеем, потому что не могли разглядеть, что скрывается за маской актера.
Представление закончилось триумфом и колоссальной грозой, которая еще раз подтвердила, за что Ветродол получил свое название. Полотняные стены трепетали, создавая у сидевших в шатре чувство, словно они находятся в бурлящих кишках. Едва стихли аплодисменты, как люди бросились по домам, обратно в город, под защиту надежных крыш. Продажа дыхания эоил во флаконах бывала и лучше.
Родарио удалился в свой маленький, украшенный мистическими рисунками фургончик, в котором готовил свои выступления и подсчитывал прибыль после представлений. На столе бродячего актера громоздились стопки медяков. Эта мелочь позволяла ему удобрять свою жизнь.
Он все еще был в робе, которую надевал когда-то в Пористе, выдавая себя за мага Родарио Невероятного. То, что должно было тогда отвлечь врагов, стало его реквизитом. Однако он уже смыл с себя грим и снял с себя прочий реквизит.
Налив себе вина, актер выпил и поглядел в зеркало; в свете лампы черты его лица выглядели резче и гораздо старше.
— Каждая морщинка — это цикл тревог, — он чокнулся с портретом Фургаса. — Пусть у тебя все будет хорошо, до тех пор пока я не найду тебя. Кто же сравнится с тобой в мастерстве? — Родарио проглотил вино, совершенно не обращая внимания на громкий стук в дверь.
— Я сплю, — раздраженно крикнул он, когда понял, что посетитель не уймется.