Битва в Арденнах. История боевой группы Иоахима Пейпера
Шрифт:
Пейпер усмехнулся.
— Вас бы на тот Восточный фронт, — страстно заговорил он. — Тогда у вас бы не было вопросов о том, почему нам пришлось нарушить все законы ведения войны. Русские не имеют никакого представления о том, что такое Женевская конвенция. Думаю, вы, американцы, когда-нибудь узнаете об этом на собственной шкуре. А то, что на Западном фронте мы ведем себя вполне корректно, вы не можете отрицать!
Мак-Каун почувствовал себя более уверенно и решил перейти напрямую к главному.
— Полковник Пейпер! — сказал он. — Вы можете лично мне поручиться, что не нарушите законов ведения сухопутной войны?
Пейпер серьезно посмотрел на пленника.
—
Ночь была долгой, и единственное, что помогало собеседникам не уснуть, это пара кружек эрзац-кофе. Но сейчас Мак-Каун чувствовал себя лучше всего с самого момента пленения. Он пытался получить от Пейпера какую-нибудь информацию, а тот рассыпался на великолепном английском о новом чудо-оружии, которое фюрер обещал немецкому народу, и о том, что скоро наступление немцев продолжится до самого стратегического порта. Но Мак-Каун понял, что сам Пейпер не верит в победу. Он выполнял свою работу и делал это чертовски хорошо, как и положено солдату. А это означало для американца не только то, что Пейпер в глубине души не верит в то, за что воюет, а значит, нацистская машина прогнила до основания, но и то, что полковник уж точно постарается сдержать свое обещание не причинять вреда пленным. [37]
37
За три с половиной дня пребывания в плену Мак-Каун стал свидетелем только одного случая нарушения женевских соглашений — когда Пейпер приказал нескольким пленным разгружать грузовики под огнем, хотя сам полковник рассказывал ему и о том, что был вынужден застрелить семерых при попытке к бегству.
Сквозь щели подвального люка стали пробиваться первые лучи утреннего солнца. Сверху раздавались тяжелые шаги по каменным плитам. Откуда-то послышался звон мисок, запахло кофе. Стрельба тоже усилилась. Начинался новый день войны. Пейпер взглянул на часы и вызвал охранника. Улыбнувшись пленному, немецкий полковник велел увести его. Пора было браться за военные дела.
ДЕНЬ СЕДЬМОЙ
Пятница, 22 декабря 1944 года
Пусть каждый думает только об одном — об уничтожении врага на земле, в воздухе, везде!
Джеймс Берри осторожно пробирался меж заснеженных сосен. На мгновение напряженно замер, ожидая внезапного выстрела, который означал бы, что его заметили. Нет, ничего. Берри чуть-чуть расслабился. И какого черта он отправился на эту одиночную разведку? Надо было послать кого-нибудь из солдат.
Рука Берри скользнула вниз, к пистолету, чтобы в энный раз проверить, что тот на месте. Он прикусил губу и сосредоточился на стоящей перед ним задаче. Осмотрел пространство перед собой: никаких часовых, только умиротворяющие очертания разрушенного сейчас санатория четко видны на фоне ночного неба. Берри осторожно шагнул вперед. Под его ботинками предательски заскрипел снег. Берри наклонил голову и прислушался. Ничего, кроме непрекращающегося вдалеке грохота тяжелой артиллерии, слышно не было. Разведчик тронулся дальше. Задача капитана Берри в ту холодную ночь состояла в том, чтобы оценить, возможно ли устроить въезд на оборонительный вал — возвышение, которое до сих пор мешало прямому штурму санатория. Если бы это оказалось реальным, то можно было бы подвести «Шерманы» на расстояние
Вот Берри подобрался к валу. Теперь, отбросив страх, он изучал ситуацию с технической точки зрения. Справятся ли «Шерманы» с заездом на площадку? Капитан сместился влево и посмотрел под другим углом. Да, справятся. Если ребята смогут построить въезд до верха вала или через него, то танки можно будет подогнать к санаторию. Удовлетворенный тем, что выполнил свою задачу, Берри поспешил обратно. Добравшись до деревьев, он бросился назад со всех ног, не волнуясь больше о соблюдении тишины, чувствуя себя вне опасности, как школьник после трудного экзамена.
К полуночи работа закипела — добровольцы возводили наклонный въезд на вал из снарядных гильз, а за их спиной с заведенными моторами стояли четыре первых «Шермана». Скоро начнется штурм.
Четыре «Шермана» вступили в дело незадолго до рассвета. Тяжелая 155-миллиметровая пушка, находящаяся где-то в тылу, в нескольких километрах отсюда, тоже присоединилась к обстрелу. Под прямым огнем американских танков здание медленно начало осыпаться. С грохотом обвалилась крыша. Однако горстка оставшихся здесь эсэсовцев, видимо не получив приказа Пейпера об отступлении, продолжала держать оборону.
Но их возможности были исчерпаны. Боеприпасы подходили к концу, а провизия почти совсем закончилась. Непрекращающийся обстрел, особенно прямой огонь «Шерманов», которые никто не ожидал увидеть так близко, быстро выводил защитников из строя.
Укрывшиеся в подвале гражданские слышали, как немцы тащат единственную оставшуюся у них пушку туда, где она могла бы обстрелять «Шерманы». Орудие с грохотом открыло огонь. Эсэсовцы не собирались уступать. Бой гремел на территории разгромленного санатория. Потолок подвала содрогался и грозил обрушиться при очередном выстреле немецкой пушки. Отец Анле сложил руки в молитве. Больше надеяться ему и его пастве было не на что.
Бой за санаторий шел около часа. Вдруг немецкая пушка замолкла. Оставшиеся в живых немцы исчезли. Мирные жители погрузились в тревожный сон, но ненадолго. Снова раздались звуки сражения. Отец Анле посмотрел на сотрясающийся потолок и понял, что долго тот не продержится. Он призвал монашек и объяснил им, что людей надо выводить. Бой там или не бой, а здесь оставаться нельзя.
Монашки тут же забегали от кровати к кровати, будя усталых детей, а отец Анле благословлял всех желающих — они преклоняли колени и складывали молитвенно руки возле своих грязных матрасов.
Мать настоятельница с садовником и еще одной монашкой вызвались выйти наверх с белым флагом и попробовать договориться о предоставлении им возможности выбраться. Через несколько секунд здание потряс еще один залп. Потолок ходил ходуном, из трещин сыпалась пыль, вниз падали огромные куски штукатурки. Казалось, все вот-вот обрушится.
Очередной белый флаг сделали из грязной скатерти, и раненный в колено американский солдат вызвался выйти наружу и попытаться вызволить остальных. Тяжело ковыляя, он вскарабкался по лестнице с флагом в руке, исчез в темноте, и больше его никто никогда не видел.
Однако через несколько секунд по ступеням сбежал взволнованный житель деревни с криком:
— Солдатам нужны два человека в парламентеры!
— Солдаты — немцы или американцы?
Вошедший не знал, но отец Анле понял, что это может оказаться единственным шансом вывести людей. Он кивнул, и маленькая монашка в огромном головном уборе с нелепо машущими полями направилась вверх по лестнице, а за ней — еще двое. И снова — после долгой томительной паузы — возобновилась стрельба.