Битва в горах

Над стадом, высоко в небе, парил орел. Плавно кружил, мелькал стальным клином в меркнущем сумеречном свете. Оттуда, сверху, он, должно быть, еще видел солнце, а для земного мира оно уже скрылось за зелеными горами. Правда, орла больше занимали овцы, особенно резвые ягнята, совсем маленькие и еще слабые для сильного мира гор.

Разбойнику-орлу это хорошо известно.

Далеко не первый раз кружит он над этой отарой, а появилась

И об этом разбойнику-орлу известно.

А все же до сих пор ему не хватило храбрости обрушиться на кого-нибудь из малышей. Он выжидает, когда ягнята останутся одни, но при них неотлучно — человек в шапке.

Смеркается.

Ягнята жмутся к теплым материнским бокам.

Орел скрылся, скрылось и солнце. Опустилась тишина. Блестела роса на траве, вдали шумела река.

«Красота-то какая!» — подумал Андраш.

Он и был тот человек в шапке, которого не любил орел. Зато овцы его любили: он никогда не поднимал на них своего посоха. Еще его любила собака Фьють, в прошлом бродяга, которую Андраш подобрал на проезжей дороге недель пять тому назад.

— Пошли, Фьють!

Они быстро находили общий язык.

— Пошли, пошли под крышу! — сказал Фьють.

Ничего, кроме крыши, там и не было: деревянная переборка, две балки да дощатый навес. Андраш, с тех пор как поселился здесь, спал у переборки. Фьють тоже сюда забирался, когда выходило, хоть собачья честь и требовала, чтобы он ночевал с овцами. Напрасно Андраш в первые дни пытался его обучать. Фьють предпочитал быть подмастерьем, а не мастером.

Расположившись под навесом, сели ужинать.

К концу трапезы Фьють внезапно навострил уши и, высунувшись из-под навеса, трижды пролаял.

Потом обернулся и взглянул на Андраша.

Кто-то приближался.

Чем ближе подходил этот кто-то, тем дальше забивался Фьють.

То был старик Гергей, прошлогодний чабан. Да и не только прошлогодний, лет двадцать подряд собирал он отару и пас ее в этой долине. Потом ноги подвели, точила кости впитанная из земли холодная сырость.

— Как живешь-можешь, Андраш? — спросил он.

Андраш поднялся, пожал старику руку и сказал:

— Живу. Вас вот поджидал.

— Раньше-то я никак не мог. Старуха моя, почитай, пятый день охает.

— Неужто захворала? — спросил Андраш.

— То-то и оно.

— А вы ушли?

— Я, однако, не лекарь.

Потом бросил взгляд в сторону спящей отары и тихо добавил:

— Да и с тобой уговорился.

Это правда, уговор был, из-за этого уговора и ждал Андраш старика целую неделю, чтобы тот показал ему горный край, горные пастбища, посвятил в лесные секреты.

— Присаживайтесь, откушайте чего-нибудь! —

— А что у тебя есть-то? — спросил дядюшка Гергей.

— Лук да сало.

Старик сел и живо принялся за еду, тут Фьють вылез из своего убежища и встал рядом с ним.

— Это что такое? — спросил старик.

— Собака, — сказал Андраш.

Дядюшка Гергей бросил псу кусочек сала, на пробу. Фьють поймал его на лету и тут же жадно заглотал.

— И вправду собака! — сказал дядюшка Гергей. — Лаять умеет?

— Умеет.

— А как?

— «Ав, ав, ав» говорит.

— Небось в Кехаломе выучилась… — заметил старик.

Оба расхохотались.

Потом Фьють вернулся на прежнее место, а у мужчин завязалась неспешная беседа. Словно корабельщики в шлюпке, говорили они все больше о бурях. О бурях прошлых и бурях предстоящих. О том, что жизнь непроста и воды ее с некоторых пор играют необычными цветами…

— Эх, Андраш, кабы своими глазами увидать! — сказал старик.

— Чего, дядюшка Гергей?

— Как солнышко встанет!

— Завтра с утречка и встанет, — сказал Андраш.

Старик задумался, и глаза его подернулись влагой, как трава на закате.

Фьють глубоко вздохнул и завозился, устраиваясь поудобнее.

Потом он заснул.

Старик глянул в его сторону, повернулся к Андрашу и спросил:

— Что овцы?

— В порядке, — сказал Андраш.

— А старина Мордиаш? Покамест не появлялся?

Андраш сощурил глаза, едва заметно, словно бы от дыма.

— Что за старина Мордиаш? — спросил он.

Старик помолчал с минуту. Ему вдруг показалось, что Мордиаша поминать не стоило. Однако потом он решил: лучше пусть знает.

— Это я о медведе.

— О каком таком медведе?

Старик пояснил, что неподалеку живет старый медведь, уж лет двадцать, как он хозяйничает в долине. Большой, мохнатый, солидный и вечно не в духе. Каждый год приходится платить ему дань, словно старому бородатому владыке.

— Вот я и говорю, не показывался еще?

— Нет, — ответил Андраш. — И где же он проживает?

— Где-нибудь поближе к реке.

— Сами-то видали?

— Знаю как облупленного.

— А звать его, говорите, Мордиаш?

— Так.

Андраш расхохотался: уж больно странное было имя.

— А крестный-то кто же? — спросил он.

— Был у меня помощник, — сказал дядюшка Гергей, — он и окрестил. Они с медведем, почитай, кажную неделю встречались и беседовали о том, о сем. Сам я тоже свел с ним знакомство, но любить не любил. Брезгал я им — бывало, как завижу, сразу повернусь и пойду в другую сторону, лишь бы с глаз долой.

Андраш снова расхохотался и сказал:

— В корчму с ним, стало быть, не хаживали?

— Нет!