Битва в ионосфере

Бабакин Александр

О царских казаках — моих прадеде и деде уже никто не вспоминал. Я был сыном геройски погибшего за Советскую власть государственного деятеля. По собственному желанию я стал курсантом Ленинградского артиллерийского училища имени Красного Октября. В 1938 году по первому разряду был выпущен лейтенантом и получил назначение командиром взвода в Тбилисское горно-артиллерийское училище. Служил честно. Был награжден орденом «Знак Почета». Потом стал командиром батареи в Пензенском артиллерийско-миномет-ном училище. Возможно, что именно за командирские и педагогические качества меня упорно не хотели отпускать на фронт. В моем личном деле до сих пор находятся 20 рапортов с просьбами отправить в действующую армию. Только в 1942 году я был назначен командиром дивизиона в 295 минометный полк, который формировался в Рыбинске. В дивизионе в основном были солдаты и сержанты после госпиталей. А еще более 130 человек условно-дословно выпущенных из рыбинской тюрьмы. За редким исключением все они имели сроки по 10 и более лет за грабежи, разбои. Но

дрались они в тяжелейших боях вместе с остальными товарищами отчаянно. Через полгода судимости были сняты со всех. Почти до самого конца войны был на переднем крае. Дослужился до командующего артиллерией 90-й гвардейской дивизии.

После войны в 1947 году закончил Военную академию имени М.В. Фрунзе. Имел право выбора места службы. Но поехал на Дальний Восток в Приморский военный округ. В 1950 году по приказу командующего войсками округа генерал-полковника Сергея Семеновича Бирюзова, будущего маршала Советского Союза, трагически погибшего на Байконуре, был в служебной командировке в Северной Корее. Видел начало войны между Северной и Южной Кореями, взятие Сеула северокорейскими войсками, бегство американских и южнокорейских войск, массированные бомбардировки авиацией и артиллерией 7-го флота США Северной Кореи, горящий Пхеньян.

В 1955 году я артиллерист окончил Академию Генерального штаба Вооруженных Сил СССР и был назначен заместителем командующего отдельной зенитной ракетной армии по боевой подготовке. На вооружении были новейшие зенитные ракетные комплексы системы С-25 «Беркут». Вместе с командующим особой армией ПВО по противовоздушной обороне Москвы мы стали осваивать новое для нас вооружение. Для меня в тот период, так же было главной задачей форсированными темпами обучить личный состав воинских частей обнаруживать, сопровождать и сбивать любые воздушные цели в небе над столицей. Ведь международная обстановка была очень противоречивой. Например, еще в 1957 году радиолокационная станция дальнего обнаружения. А-100 под Смоленском обнаружила на высоте 20 тысяч метров неизвестную цель. Высотный самолет-нарушитель шел прямым курсом на Москву. После этого происшествия министр обороны СССР маршал Малиновский приказал в особой армии поставить на боевое дежурство зенитные ракеты, снаряженные боевыми частями и заправленные компонентами топлива.

– А верно, что именно вы впервые вывезли советские зенитные ракеты на ноябрьский парад на Красную площадь, — не удержался я от давно интересующего вопроса.

– Было такое, — ответил Вотинцев, — только я не вывозил боевую технику, а был командиром особой ракетной группы на параде. В сентябре 1957 года командующий особой армией генерал-полковник Константин Петрович Казаков, ее еще в войсках называют «Первой конной», огласил мне приказ о назначении начальником особой ракетной группы, которая будет на параде в честь 40-й годовщины революции впервые всему миру демонстрировать советское зенитное ракетное вооружение. Честно скажу, что это не очень меня обрадовало. Честь то большая, но и служебных дел в тот период было невпроворот. Шло боевое слаживание частей нашей особой армии. Неделями наши офицеры не покидали боевых позиций. А тут парад на Красной площади. Чрезвычайно ответственное дело. Предстояло готовить к параду личный состав, боевую технику, которой было довольно много. На парадную площадку на аэродроме на бывшем Ходынском поле были завезены 62 зенитные ракеты со всех Видов Вооруженных Сил СССР. Лично под моим руководством проходили интенсивные тренировки особой ракетной группы по прохождению на Красной площади.

В 9 часов утра за час до парада ракеты были расчехлены в колонне за Манежной площадью. И сразу же открылись многие окна в гостинице Метрополь, в которой проживали иностранные журналисты, дипломаты, представители многих государств мира. Наверное, больше полутора часов наша колонна была под объективами сотен фотоаппаратов и кинокамер. Еще бы впервые открыто в Москве демонстрировалась совершенно секретная ракетная советская техника, к которой ранее иностранцев не подпускали и на пушечный выстрел. Наша колонна на Красной площади была встречена аплодисментами. Вечером в Грановитой палате Кремля, в которой были собраны военные на праздничный прием в Кремле, Генеральный секретарь ЦК КПСС Никита Сергеевич Хрущев сказал мне, что за руководство особой ракетной группой при подготовке и участии в параде ЦК объявляет благодарность. Так впервые я встретился с руководителем нашего государства, да еще и был им поощрен.

– В армии рассказывают о том, что вы не ломали шапку ни перед главнокомандующим Войск ПВО маршалом Советского Союза Батицким, которого в Вооруженных Силах СССР многие высокопоставленные военачальники откровенно побаивались, ни даже перед самим Генеральным Секретарем ЦК КПСС — Председателем Президиума Верховного Совета СССР Леонидом Ильичем Брежневым.

– Если бояться своих руководителей, то это не воинская служба будет, а угодничество и сплошное мучение. Из угодливого, который только и делает, что смотрит в рот вышестоящему руководителю, ничего путного не выйдет. Я на любой должности, прежде всего, старался честно и в полном объеме выполнять свои обязанности. А всевозможным начальникам в рот не смотрел, мол, что изволите. Не та родословная и не то воспитание.

В 1963 году я командовал 12 отдельной армией ПВО. Ее части располагались в республиках Средней Азии и прикрывали южные воздушные

границы СССР. Летом того же года Генеральный Секретарь ЦК КПСС Леонид Ильич Брежнев прибыл в Иран с официальным визитом. Во время его выступления в меджлисе нашу воздушную границу нарушил иранский разведывательный самолет. В воздух было поднят дежурное звено из 156-го истребительного авиационного полка. Наши летчики Степанов и Судариков условными сигналами предложили нарушителю следовать за ними. Однако пилоты иранского самолета развернулись и пошли в сторону госграницы. После этого воздушный разведчик был атакован и подбит. Но все же самолет перелетел иранскую границу и упал в районе города Моминабада. В меджлис поступило сообщение о том, что советские летчики над территорией Ирана сбили иранский гражданский самолет. Так в течение очень короткого времени возникли предпосылки к международному скандалу. Шахиншах Ирана предложил Леониду Брежневу прервать выступление до выяснения причин чрезвычайного происшествия. Вскоре стало известно, что самолет пересек границу с СССР без заявки и разрешения иранских властей. Шахиншах Ирана извинился перед Брежневым и тот продолжил выступление в меджлисе. Несмотря на то, что я и мои подчиненные действовали безукоризненно и в интересах своего государства, тем не менее, я подвергся очень серьезному дисциплинарному взысканию в Вооруженных Силах СССР — предупрежден о неполном служебном соответствии. За этим взысканием уже следует снятие с занимаемой должности, снижение в воинском звании. Более того, на военном совете в Москве бывший главнокомандующий Войск ПВО — заместитель министра обороны СССР, Герой Советского Союза, маршал авиации Владимир Александрович Судец весьма тенденциозно подошел к разбору этого происшествия и потребовал отдать под суд военного трибунала летчиков Степанова и Сударикова. Маршалу я сказал, что тогда под трибунал надо отдавать и генерала Вотинцева, который приказал сбить иранский самолет-шпион и что готов подать рапорт об отстранении меня от занимаемой должности командующего 12-й армией ПВО/Военный совет Войск ПВО не поддержал предложение главкома.

А Брежнев после завершение официального визита в Иран прибыл в Ташкент и на аэродроме командующему Туркестанским военным округом генералу армии Ивану Ивановичу Федюнинскому и мне посоветовал быть на границе поаккуратней. Мол, отношения СССР с Ираном только налаживаются и такие происшествия не идут им на пользу.

Ну, а с главкомом Войск ПВО маршалом Павлом Федоровичем Батицким тоже были разговоры буквально на грани фола. Так в апреле 1967 года главком неожиданно вызвал меня на Государственный центральный научно-исследовательский полигон в районе озера Балхаш. Оттуда полетели в Алма-Ату. В самолете Батицкий сообщил, что Военный совет Войск ПВО страны рекомендует меня на более высокую должность. На это я возразил и попросил оставить командовать 12-й армией ПВО. Такого от меня Батицкий не ожидал. Было видно, что он крайне раздражен моим отказом. Не привык главком Войск ПВО страны к независимому поведению подчиненных. Тем не менее, армию пришлось оставить.

В мае того же года после сдачи армии своему преемнику прибыл в Москву. Главком Батицкий принял меня довольно радушно. Мне предстояло под его руководством создавать совершенно новые войска противоракетной и противокосмиче-ской обороны. Главком доверительно перешел на «ты» в разговоре со мной и спросил, как сдал армию, не буду ли я по ней скучать. В свою очередь, такой несколько фамильярный тон военачальника меня покоробил. Не удержался и ответил, что ко всем подчиненным обращаюсь на «вы», поэтому товарищ главнокомандующий прошу и ко мне обращаться на «вы». После моих слов маршал Батицкий очень крупный мужчина буквально вскочил с кресла, побагровел и сказал, что если он кому-то «тыкает», то такой человек ему нужен и он его любит, а кому-то «выкает», то такого подчиненного выгоняет. Острую ситуацию в кабинете разрядил член Военного совета Войск ПВО страны — начальник политуправления генерал-полковник Иван Халипов. Политработник поднялся с кресла и сказал Батицкому, что Вотинцева уже не переделать, мол, он ко всем подчиненным обращается только на «вы» и при этом никогда не ругается матом. Главком Войск ПВО страны маршал Батицкий, наверное, с минуту пристально смотрел то на меня, то на генерала Халипова. Было видно, что он размышлял, как ему поступить со мной. Но сумел взять себя в руки и через минуту стал обсуждать со мной многочисленные вопросы по формированию нового рода войск.

В старом журналистском блокноте с трудом из-за многочисленных сокращений читались записи. На пожелтевших уже листках так и осталось немало нерасшифрованного из рассказанного о себе Вотинцевым. Теперь остается лишь сожалеть, что по какой-то причине не включил тогда диктофон. Возможно, что сам командующий не разрешил записывать на пленку подробности его биографии. Мол, я тебе рассказываю подробности о жизни и службе для понимания кто же это такой генерал-полковник Юрий Вотинцев, поэтому слушай. А мне же пришлось шариковой ручкой делать пометки в блокноте. Генерал приводил примеры, упоминал множество фамилий. Одни удалось записать полностью, а другие лишь сокращенно в надежде, что сразу после беседы по памяти восстановлю текст. Так, в общем-то, журналисты и работали, когда еще не было диктофонов. Но по причине объема журнального материала, и его жанра во время подготовки публикации в журнале «Коммунист Вооруженных Сил» ограничился лишь некоторыми подробностями о судьбе ЗГРЛС, которые Юрий Вотинцев дал записать на диктофон.