Битва за Адриатику. Адмирал Сенявин против Наполеона

Шигин Владимир

Наконец грек-лоцман объявил:

– Виден Баргарт! Подходим к Рагузе!

Вдалеке за линий горизонта смутно угадывалась в дымке гора Баргарт. Дипломаты начали собирать свои саквояжи.

По прибытии на рейд Новой Рагузы пушечным выстрелом при поднятии купеческого флага вызвали с берега российского консула. Тот прибыл и тут же отплыл обратно, забрав с собой всех трех пассажиров.

Утром следующего дня рагузинский правитель-ректор прислал на «Венус» вино и зелень. Пользуясь стоянкой, Развозов пригласил офицеров съехать на берег.

– Посмотрим, что здесь к чему. В здешних краях нам, судя по всему, плавать еще долго, а потому изучать все надлежит обстоятельно! – назидательно сказал он своим подчиненным.

Первым

делом поспешили в дом ректора, чтобы выразить ему свое почтение. Но правителя дома не оказалось. Его нашли на центральной площади. В длинной герцогской мантии и огромном парике, закрывающем половину лица, местный правитель имел важный и странный вид. Словно призрак канувших в небытие венецианских дожей, стоял перед нашими моряками. Развозов и ректор поговорили о погоде и политике, коснулись и вопроса кротости российского монарха. Затем все церемонно раскланялись, и офицеры отправились поглядеть город. Но глядеть, особенно было нечего. Вся Новая Рагуза составляла из себя три уходящие в гору улочки, усеянные торговыми лавками.

Бывший славянский Дубровник, а ныне Старая Рагуза, несмотря на свои малые размеры, имеет огромный торговый флот, и каждый второй ее житель живет контрабандой. Не имея собственной силы, Старая Рагуза всегда искала покровительства у сильных. А потому рагузинцы всегда платили немалые деньги то турецкому султану, то неаполитанскому королю, то римскому папе с австрийским императором. Старая Рагуза – дворянская республика. Своих ректоров рагузинцы избирают ровно на год, а затем весьма неучтиво выгоняют из городского дворца. Процедура эта была весьма впечатляюща. Коллеги правителя заявлялись к старому ректору и со словами: «Именем республики объявляем тебе, что если сейчас же не оставишь дворец через дверь, то вылетишь через окно!», вселяли новоизбранного. Этой процедурой рагузцы весьма гордились и почитали ее основой своей демократии.

Все дворяне в Старой Рагузе – католики, простой же народ сплошь православный.

Вскоре вернулись на фрегат дипломаты.

– Французы уже захватили Далмацию, и нам в Петербург отсюда не добраться! – объявил Развозову Поццо-ди-Борго. – Надо следовать в Фиуме или Триест!

К вечеру «Венус» вышел в море. Развозов торопился, а потому велел поднять все возможные паруса. Лоцман, глядя на покрытую облаками вершину Баргарта, хмурился. Облака над горой – явный признак скорой бури. «Венус» ожесточенно лавировал между многочисленных камней и островков, стремясь вырваться на чистую воду. Волнение все усиливалось. Пришлось брать рифы. Обнаружили разбитое, заливаемое водой судно. С него отчаянно кричали люди.

– Венецианская требакула! – констатировал лоцман. – Судя по осадке, загружены товаром!

Укрываясь от ветра и дождя, офицеры совещались, как быть.

– И шлюпку спускать рискованно, и людей в беде бросать не по-христиански! – высказывал свои мысли вслух командир. – Остается одно: выкликать охотников!

– Я первый! – тут же не удержался Броневский.

– Ну что ж, Владимир, тогда с богом! – кивнул Развозов.

Подошли как можно ближе и легли в дрейф. Броневский с шестью добровольцами спустили малый ялик и скрылись в волнах. Порой казалось, что им не добраться, но верткий ялик снова и снова взлетал на гребни волн. Наконец, шлюпка достигла полузатопленного судна. Удачно кинули тонкий конец, доставленный с фрегата. Затем по нему передали уже прочный канат и взяли судно на буксир. На требакуле оказалось семеро французов. От голода и перенесенного страха они еле двигались. У России с Францией война, но у моряков свой кодекс чести, ибо еще в Петровском уставе сказано, что «если неприятельский корабль претерпит какое-либо бедствие в море, будет просить помощи, то подать ему оную и отпустить». Французов переправили на «Венус», и ими занялся лекарь. На требакуле за старшего остался Броневский. Перво-наперво

отыскали пробоину в трюме. Плотник ее быстро заделал, матросы откачали воду. Подправили мачты, поставили паруса. Когда ветер несколько поутих, французы вернулись на свое судно. Наши передали им продуктов и бочку воды. Шкипер их Бартоломео Пицони долго тряс руку Развозову и говорил, что никогда не забудет его милости.

– Да о чем вы! – отмахивался тот. – Неужели если бы мы терпели бедствие, вы прошли бы мимо?

Уже многим позднее команда «Венуса» узнает, что французский шкипер отыщет в Анконе несколько русских солдат, насильно зачисленных во французскую армию, и, рискуя жизнью, поможет им бежать на Корфу.

А пока «Венус» швыряло в волнах порывами начавшейся бури. Фрегат привело к ветру, положило на бок. Все летело и трещало. Вахтенный мичман Насекин кричал отчаянно:

– Право на борт! Люди наверх!

Насмерть перепуганные пассажиры летали вместе со столовыми приборами из угла в угол кают-компании, пока не удалось уклонить фрегат от шквального порыва. Едва развернули судно, крик впередсмотрящего:

– Прямо по курсу скала!

Менять курс было уже поздно, оставалось уповать лишь на Бога, да еще на удачу. С торчащими из воды камнями разошлись в каком-то полуметре. От бури спрятались за островком Сансего. На острове нашли свежую воду, много птицы и больших черепах. Черепахам были особенно рады, так как их мясо считается особо полезным при цинге. У острова Сан-Пьетро обнаружили итальянскую галеру, но та успела уйти на мелководье, и достать ее не смогли. Дали несколько залпов и прошли мимо. На подходе к Триесту встретили турецкое судно, шкипер которого сообщил, что все побережье от Триеста до Фиуме уже занято французскими войсками.

– Что будем делать? – поинтересовался у дипломатов Развозов.

– Возвращаться на Корфу! – ответили те, посовещавшись.

Забирая в паруса ветер, «Венус» лихо развернулся и устремился в обратный путь.

– Выходит, зря в море выходили и средь волн мучились! – невольно вырвалось у несшего вахту Броневского.

Стоявший подле Развозов лишь хмыкнул:

– В этом-то суть и соль службы нашей фрегатской!

– Возвернемся, хоть душу отведем! – вздохнул измученный качкой мичман.

– А вот в этом я глубоко сомневаюсь! – усмехнулся Развозов. – Мы не линкоровские, нам в гаванях по чину стаивать не положено!

* * *

В те тягостные дни аустерлицкого известия на стоящих в бухтах Корфу кораблях было на редкость тихо. Молча, без привычных песен, собирались по вечерам на баке матросы, молча пили свой обжигающий чай-«адвокат» в кают-компаниях офицеры. О самом сражении старались вслух не говорить, но страшное слово «Аустерлиц» довлело над всеми.

В одну из ночей разразился сильнейший дождь с громом и молнией. Удары грома казались подобными легкому землетрясению. Молнии, привлеченные франклиновыми отводами, спускались с мачт и рассыпались по корабельным палубам мириадами электрических искр. Их тушили водой из пожарных труб, но они снова и снова возгорались. Эта гроза стоила эскадре нескольких убитых и оглушенных.

Кроме этого, как это всегда бывает, навалились мелкие, но досадные неприятности. Не хватало медикаментов и дров. Особо трудным было положение с деньгами. Венецианские аккредитивы были бесполезны, в наличности в денежном сундуке – кот наплакал.

Попросил Сенявин прислать ему таганрогского каменного угля, в ответ командующий Черноморским флотом маркиз де Траверсе сообщил, что ничего выслать не намерен, ибо за время перевозки уголь обратится в мусор и явится лишь ненужной тратой денег. Наконец, после долгого ожидания прибыл транспорт с продуктами из Севастополя. Но когда распечатали мешки с сухарями, оттуда полезли легионы червяков. Принимавший продовольствие интендант эскадры Лисянский, увидев это, пришел в ужас: