Битва за Гималаи. НКВД: магия и шпионаж
Шрифт:
Террористы выскочили из здания. Уже на улице Блюмкин, перелезая через ограду, зацепился штаниной, и, пока он пытался освободиться, сотрудник посольства выстрелил ему в ягодицу. Отцепившись, убийца свалился на землю и, раненый, умудрился подвернуть другую ногу. Ковыляя, террорист добрел до автомобиля и, взобравшись на сиденье, приказал мчаться в сторону Пречистенки. Всю дорогу он простоял на коленях, закрывая пятерней кровоточащую задницу.
«Как я после покушения узнал, Блюмкин, якобы для справок, взял из Комиссии (ВЧК. — О. Ш.) дело о племяннике гр. Мирбаха, Роберте Мирбахе, обвиняемом в шпионаже; чтобы получить аудиенцию у Мирбаха, подделано было удостоверение (подписи моя и Ксенофонтова) о том, что мы якобы делегируем Блюмкина к Мирбаху» — сообщал в своих показаниях, данных по поводу эсеровского мятежа и событий 6 июля 1918 года, Феликс Дзержинский [36] .
36
РЦХИДНИ. Ф. 76. Оп. 3. Д. 27. Л. 21–22.
37
Там же. Л. 12.
38
Там же. Л. 17.
О плане покушения на главу немецкой миссии в посольстве узнали за несколько месяцев до событий. Донесения агентов не вызывали сомнений и указывали, что готовится крупная провокация. Как только это стало очевидным, немецкие дипломаты обратились в ВЧК с просьбой пресечь подготовку убийства германского посла. Реакция Комиссии была более чем сдержанная.
Позднее в частном разговоре со своей соседкой — женой наркома просвещения Розанель-Луначарской и ее двоюродной сестрой Татьяной Сац Блюмкин откровенно признался — о плане покушения знал Ленин. И хотя он лично с вождем на эту тему не разговаривал, но… зато беседовал с Дзержинским. Что же мог сказать лейтенанту Мюллеру Феликс Эдмундович? То, что подписи и удостоверения были настоящими? То, что эсер Блюмкин, начальник отдела по борьбе с иностранным шпионажем, предварительно проконсультировался с главой ВЧК и заручился полной его поддержкой? Или, быть может, об устном приказе Ленина об аресте убийц, отданном по телефону сразу после покушения: «Искать, очень тщательно искать, но не найти»? Это своими ушами слышал народный комиссар просвещения Луначарский.
Розанель-Луначарская говорила впоследствии с возмущением: «Большевики, как всегда, использовали эсеров как убийц, как людей, террористически воплощающих их идеалы в жизнь». Между тем спустя несколько лет герой 6 июля жил в соседней с апартаментами наркома квартире, в доме, стена к стене примыкавшем к бывшему Германскому посольству — месту криминальной славы Блюмкина. Он поселился здесь еще тогда, когда Луначарский ютился в одной из первых коммуналок на Мясницкой.
После июльских событий в Москве жизнь Блюмкина складывалась благополучно. ВЧК, выполняя директивы вождя, не нашла Якова Григорьевича. Осень 1918 года он провел в Петрограде, где в местной ЧК его спрятал Дзержинский, а затем отправился на Украину и принял участие в подготовке ряда терактов против гетмана Скоропадского. После вступления в Киев частей Красной Армии и установления в городе власти Советов Блюмкин явился с «повинной» к своему старому знакомому, начальнику местной ЧК Лацису, который встретил его необычайно радушно. Не прошло и нескольких месяцев, как гуманный Президиум ВЦИК принял решение об амнистии шалуна, и Блюмкин вступил в РКП(б) по рекомендации Феликса Дзержинского и через Орготдел ЦК.
Дзержинский и Зиновьев пригласили этого человека не случайно. Вся его бурная жизнь была доказательством того, что именно он, как никто другой, подходит для весьма необычного задания в Центральной Азии.
Яков несколько лет состоял в аппарате наркомвоена Троцкого в должности «для особых поручений». Блюмкин боготворил Льва Давидовича и прекрасно помнил его слова, сказанные на IV съезде Советов во время обсуждения возможности заключения Брестского мира. «В московском железнодорожном узле, — возмущался Троцкий, — есть три вагона с резолюциями, но нет ни одного вагона с оружием!» Одна эта фраза едва не провалила агитацию Ленина в пользу Брестского мира с Германией.
Когда в 1920 году, Красная Армия заняла Крым и решалась судьба сорока тысяч офицеров белой армии, именно Блюмкин был послан для «решения» этой проблемы. Белые, не успевшие эвакуироваться с войсками Врангеля, сдались в плен под честное слово Фрунзе: «Если
Пленные жили в лагерях в глубине полуострова, и массовая ликвидация, по мысли ее организаторов, должна была остаться незамеченной. Проследить за исполнением приказа были посланы Бела Кун, Землячка и Блюмкин. На глазах Якова и при личном участии этого «контролера из Москвы», бегавшего и добивавшего расстрелянных, все обреченные были уничтожены. Авторы ликвидации — Троцкий и Пятаков. Блюмкин один из самых ярых ее исполнителей. Об этом он любил рассказывать, бывая в гостях у наркома просвещения, самому Анатолию Васильевичу, его жене Розанель-Луначарской и ее двоюродной сестре, балерине Большого Театра Татьяне Сац, к которой пытался посвататься.
С 1923 года Блюмкин — сотрудник Коминтерна, а затем и ОГПУ, любимец Дзержинского и Зиновьева. Тогда же он получил свою кличку— «Джек». Так звали этого парня балерины Большого за страстную любовь к авантюрным романам Джека Лондона, а может быть, еще и за то, что он свободно говорил по-английски, без акцента (как, впрочем, и на многих других языках, например на монгольском и персидском). Он получил в Военной академии РККА отличную подготовку. Блюмкин вышел оттуда начитанным и необычайно эрудированным. Теперь он одинаково лихо владел револьвером и собственными кулаками. Его абсолютным кумиром был известный британский агент Лоуренс Аравийский — организатор арабского «Восстания в пустыне», подорвавшего боеспособность турецкой армии и предопределившего триумфальное наступление войск Британии на Ближнем Востоке. Блюмкин мечтал стать советским Лоуренсом, не раз говорил об этом своим знакомым и, кажется, сильно преуспел в этом стремлении.
Разговор, происшедший в главном кабинете Лубянки между Дзержинским, Зиновьевым и Блюмкиным, касался грандиозных планов мировой революции и ее движения на Восток. Для начала агенту предлагалось пробраться в Палестину и устроиться в Яффе под видом владельца прачечной, имея документы на имя Гурфинкеля. Там следовало спровоцировать местных арабов на столкновения с еврейскими переселенцами. Для Британской империи, которая утвердилась в этом районе, Ближний Восток — ключ к Суэцкому каналу и, следовательно, Индии. Если здесь возникнет очаг напряженности, со временем будет парализована вся английская колониальная система.
Кроме того, в будущем, по представлениям «архитекторов», в Центральной Азии должна была возникнуть восточная федерация, объединяющая в своих границах огромные территории, заселенные монголами, близкими к ним этнически тибетцами и жителями Западного Китая. Это государство простиралось бы от Байкала и включало в себя Бурят-Монгольскую республику, Внешнюю Монголию, Внутреннюю Монголию, Туву, Баргу, Западный Китай с Кашгаром и, наконец, как Внешний, так и Внутренний Тибет вплоть до южных склонов Гималаев и границ с Британской Индией. И главной задачей конечно же стала бы борьба за господствующее положение в Азии, зависящее прежде всего от того, кто будет хозяином Тибета. Стратегическое значение этой горной страны очевидно. Это абсолютный центр Востока. Оттуда можно контролировать освободительное движение в Китае и Индии. Если бы это произошло, если бы над Эверестом поднялся красный флаг, дни Британской колониальной империи были бы сочтены.
Основное слагаемое успеха борьбы за Тибет — возможность влияния на его духовных лидеров — Далай-ламу и Таши-ламу. Сейчас реальная власть находится в руках первого. Но было время, когда она имелась и у второго. Англичане фактически диктуют свою волю Далай-ламе и, следовательно, иметь с ним дело в данный момент бессмысленно. Поэтому все внимание в борьбе за Тибет должно быть обращено на Таши-ламу.
Далай-лама сделал ставку на британскую помощь, пригласил для реорганизации армии английских советников и начал секуляризацию земель монастырей, без чего немыслимо финансирование военной реформы. Самым крупным земельным собственником Тибета является Таши-лама и, естественно, новые порядки вызвали недовольство в его окружении и среди других настоятелей. Теперь остается только помочь его вражде с Далай-ламой, любой ценой спровоцировать его побег на север Тибета, а оттуда в красную Монголию. После чего следует начать подготовку к его возвращению обратно, но уже во главе армии, которая с триумфом войдет в Лхасу. Последний акт драмы должен состояться не позднее 1928 года. Это тем более важно, что в целом события в Тибете будут увязаны с ожидаемой общей активизацией революционных процессов в Китае, Индии и вообще в Азии.