Битва за Коррин
Шрифт:
— Ты не можешь обмануть меня. Какой цели ты сможешь достичь обманом?
— Ты сам учил меня, что людям нельзя доверять, отец, и я хорошо усвоил урок. Я не доверяю даже самому себе.
Гильбертус был его воспитанником уже почти семь десятков лет, и Эразм не допускал даже мысли о том, что этот человек может тайно обратить свои способности против мыслящих машин. Он бы уловил изменения в настроении Гильбертуса, да и Омниус бы усмотрел доказательства измены — наблюдательные камеры витали повсюду, и спрятаться от них было практически невозможно.
Независимый робот
Это Омниус потребовал от меня, чтобы я воспитал из дикого человеческого ребенка интеллектуального цивилизованного человека, думал Эразм. Но Гильбертус превзошел даже мои самые смелые ожидания. Он заставил меня задуматься о таких вещах, о существовании которых я в прошлом даже не догадывался. Он заставляет меня испытывать по отношению к нему такие чувства и такую любовь, которых у меня никогда не возникло бы без него.
Гильбертус перешел к упражнениям в силовом поле и одновременно продолжал тренировать ноги и нижнюю часть тела. Наблюдая за воспитанником, Эразм вдруг вспомнил то отвращение, какое высказывал Гильбертус относительно РНК-содержащего ретровируса, который сейчас начал успешно распространяться на планетах Лиги. Что если он решит помогать своему биологическому виду, а не Эразму?
За ситуацией придется понаблюдать. Робот понимал, что и сам проявляет сейчас очень человеческую черту — параноидальную манию преследования. Мышление не всегда соответствует реальности. Должны быть связи, документальные доказательства, которые устанавливают действительную связь между подозрением и фактом.
Еще древние исследователи занимались сложной проблемой того, как присутствие наблюдателя влияет на исход наблюдаемого им опыта. Эразм давно перестал быть объективным и беспристрастным наблюдателем того прогресса, который совершал Гильбертус. Не делал ли его приемный сын чего-то такого, чтобы доказать что-то выгодное для себя своему ментору? Не были ли эти чрезмерные физические упражнения способом выставить напоказ свое превосходство? Действительно ли Гильбертус был более мятежен по своей сути, чем показывал это внешне?
Хотя эти мысли вызывали тревогу, а положение могло в будущем создать сложные проблемы, все же это было намного интереснее, чем возня с тупыми клонами Серены Батлер. Не хочет ли Гильбертус превратить клона в своего союзника?
Наконец человек соскочил с тренажера, сделал два сальто назад и без труда приземлился на ноги.
— Меня заинтересовала одна проблема, отец, — сказал Гильбертус. У него почти не было одышки. — Делает ли использование механических тренажеров меня больше похожим на машину.
— Обдумай этот вопрос и представь мне свой анализ.
— Подозреваю, что здесь нет
— Это прекрасная тема для дискуссии. Мне всегда нравятся наши обсуждения. — Эразм до сих пор часто вел эзотерические дебаты с корринским Омниусом, но предпочитал общество Гильбертуса. На определенном уровне Гильбертус был интереснее Омниуса, хотя Эразм полагал, что ради собственного спокойствия не следует ставить об этом в известность всемирный разум.
Робот сменил тему разговора:
— Скоро вернутся наши зонды, которые наблюдают сейчас результаты первого внедрения инфекции в атмосферу планет.
Закончив тренировку, Гильбертус сбросил одежду и вошел в открытую душевую кабину. Робот сканировал изображение воспитанника, анализировал его и не мог удержать восхищения совершенством обнаженного человеческого тела. На всякий случай он отошел подальше, чтобы брызги не попали на его роскошный наряд.
— Йорек Турр, несомненно, порадуется всем этим несчастьям и смертям, — сказал Гильбертус, смывая с себя пот. — Ему нравится быть предателем своего собственного биологического вида. У него нет совести.
— У машин тоже нет совести. Ты считаешь это недостатком?
— Нет, отец. Но поскольку Турр человек, то я могу оценивать его поведение человеческими мерками. — Встав под сильную струю теплой воды, Гильбертус принялся намыливать свои светлые волосы. — Полагаю, однако, что теперь я могу верно оценить поступки и действия Турра, особенно прочитав множество древних человеческих документов. — Он усмехнулся. — Все очень просто: Йорек Турр — безумец.
Гильбертус ополоснулся холодной водой, выключил воду и вышел из кабины посвежевший и бодрый.
— Ясно, что лечение, сделавшее его бессмертным, лечение, которого он потребовал как плату за службу, сделало его ум неустойчивым. Возможно, он оказался слишком стар для бессмертия. Возможно, сама процедура была проведена с какими-то погрешностями.
— Или, что тоже возможно, я целенаправленно провел лечение не вполне… адекватно, — сказал Эразм, удивляясь тому, что Гильбертус самостоятельно пришел к таким непростым выводам. — Возможно, я почувствовал, что он недостоин такой высокой награды, и даже теперь он не знает, что именно я с ним сделал. — На текучем металлическом лице робота появилась лукавая усмешка. — Но ты все же должен признать, что идея с заразой оказалась весьма плодотворной. Она поможет одержать нам победу без больших издержек и значительных разрушений.
— Если, конечно, кто-то из нас выживет. — Гильбертус тщательно вытерся и надел чистую одежду, сложенную возле душевой кабины.
— В особенности ты. Я научил тебя быть чрезвычайно эффективным. У тебя высокоорганизованный ум, способный анализировать факты не хуже компьютерного разума. Если и другие люди научатся этому, то им будет легче сосуществовать с машинами.
— Может быть, мне удастся превзойти как людей, так и машин, — вслух подумал Гильбертус.
Это и есть то, на что он надеется? Надо обдумать это замечание.