Битва за надежду
Шрифт:
«Ида? Есть подробности о ее исчезновении?»
«Исчезла из покоев. После того, как бал свернули — ты сам понимаешь, после взрывов — большинство гостей разъехались. Она поднялась в свои комнаты…»
«И что?»
«И всё. Когда к ней зашли — её уже не было. Телефон остался на кровати. Следов нет. Окна закрыты, охрана — на месте. Словно испарилась. Но есть еще кое-что, что тебе не понравится, хозяин.»
Я сжал руль так, что побелели костяшки пальцев.
«Он был на балу?»
«Профессор Толстой был на балу. Вы разминулись. Он появился ближе к полуночи, пробыл недолго. Поздоровался с парой дипломатов, с кем-то
Я молчал. Кое-что сходилось. Он вполне мог оказать на Иду ментальное воздействие. У нее Изумрудный ранг и она не рохля вроде Боде, но и сам Стагнис тянет на Черный Алмаз. Ида вполне могла поддаться такой силе. Ему было достаточно поговорить с ней всего минуту, даже у всех на виду…
«Что с Черкасовым?»
«Арс слетал на место взрыва. Там, где была лаборатория, — теперь провал. Половина квартала уничтожена. Разрушения — как от бомбы. Погибшие есть. Черкасов выжил. Арс был первым, кто туда успел. Попытался оттянуть часть энергии, которой заразился твой подполковник. Но его спугнули. Черкасов в тяжёлом состоянии. Его отправили в Военно-медицинскую академию. Пытаются стабилизировать. Но он схлопотал слишком много аномальной энергии.»
«Ты нужна ему. Только ты можешь вытащить из него то, что ещё можно спасти. Он нам нужен живым.»
«Поняла. Я поеду. Арса оставлю у Юсуповых.»
«Хорошо. Пусть наблюдает. Доложит мне, если хоть одна тварь приблизится к дому.»
«Будет сделано.»
Связь оборвалась. Я остался один — в темноте дороги и гуле мотора.
Стагнис ждал. Моя семья была в безопасности. Ида — нет.
Черкасов был на грани. Юрьевский — в багажнике. А я — между ними. Как всегда.
Трасса вела к Терийоки. И каждый оборот колеса приближал меня к встрече, которую я откладывал слишком долго.
Терийоки встретил меня не привычным неоном Петербурга, а тишиной. Здесь, на Карельском перешейке, у залива, всё было будто вырезано из другого времени: ветви сосен хлестали по крыше машины, песок под ногами казался живым, чернеющим в свете фар, а на горизонте — море. Тяжёлое, чёрное, неспокойное.
Я припарковал «Омегу» у обочины, там, где асфальт съезжал в сторону. Трасса шла вдоль побережья, а дальше начинался почти пустой пляж: песчаный, местами усеянный водорослями и отбитыми от бурь досками. Дул пронзительный ветер. Пахло солью, смолой и холодом. Где-то за спиной, на отшибе, мигал огонёк рыбацкой хижины, а вдоль воды тянулись тёмные силуэты катеров, лодок и нескольких причалов. Ярких огней не было. Терийоки спал, как и весь север в это время.
Я шел по песку, ощущая каждый шаг. Капюшон куртки сорвало ветром, и на волосы осела взвесь соли. На пирсе — третьем от дороги, как было указано в сообщении, — мелькнула фигура в длинном плаще. Лицо скрывала тень капюшона, но я узнал походку. Узнал осанку. Ауру.
Стагнис.
Я медленно приблизился. Он стоял у самого края причала, уткнув взгляд в чёрную воду. Услышав шаги, повернулся.
— Где они? — спросил он без предисловий. Голос был ровным, но напряжённым.
— Где Ида? — парировал я, не сбавляя шага.
Мы остановились на расстоянии в три метра. Никто не дернулся.
— Твоя возлюбленная спрятана недалеко отсюда. А вот с тобой никого нет. — Он повёл плечом. — Ты солгал. Ты не привёз мою семью. Просто хотел выманить
— А ты думал, я рискну жизнями ещё троих из-за твоего шантажа?
Стагнис кивнул, как будто ожидал этого. Затем взглянул на часы. Молча. Я видел, как его губы сжались.
— Ты предсказуем, Алексиус. В тебе никогда не было достаточно хитрости. Но я — перестраховался. — Он поднял голову. — Ввёл Зинаиде Феликсовне препарат с высокой концентрацией энергии Искажения. Очень точная доза. Настолько точная, что действие рассчитано по минутам. И через тридцать минут… если не принять меры… Её эфир выгорит изнутри. Дотла.
— Ты…
— Она умрёт в муках. — Он говорил спокойно, как будто читал лекцию. — И это будет на твоей совести, Алексиус. Я дал тебе шанс. А ты выбрал ложь. Впрочем, я в глубине души знал, что все выйдет именно так.
Он развернулся. Сделал шаг в сторону пирса, но я не позволил.
Вязь «Дриады» сорвалась с кончиков моих пальцев прежде, чем я осознал. Заклинание, знакомое как старый друг, взвилось из земли, пробилось сквозь песок и обвило ноги Стагниса шипастыми корнями.
Он вздрогнул, замер. А затем — сбросил заклинание. Не без усилия, с хрустом воздуха, с болью. Я ощутил, как воздух вокруг дрогнул от силы его эфира. У нас была равная мощь.
— Я не позволю тебе уйти, — сказал я. — Ты вернешь мне девушку.
Он повернулся.
— Ты стал одним из них. Тем, кого мы в Ордене презирали. Слабый, продажный. Служака. Вспомни Орден. Там не было власти, чинов, династий. Была только сила. Мы сражались за выживание. За жизнь. За принципы. А здесь… Здесь ты сам стал придворным, как те жополизы, над которыми раньше смеялся.
— Дело не в том, кем я выбрал стать, Станис. Беда в том, что ты перешёл черту. — Я шагнул ближе. — Потому что начал убивать всех подряд ради идеи. Ради контроля. Ты говоришь о силе и сражении за выживание, но на самом деле просто жаждешь власти. Ты заигрался в бога, Стагнис.
— Ты так ничего и не понял! — воскликнул он. — В этом мире другие законы магии. В нашем родном мире Искажения несли лишь гибель. Но здесь… Здесь эту силу можно укротить и заставить служить. Здесь можно построить новый порядок — правильный. И я пытался! Но никто, никто из них не заслуживал этих знаний. Никто, кроме тебя.
Я смотрел на него молча. Позволил ему говорить.
— Когда я узнал, что ты здесь… что ты помнишь… Я был счастлив, Алексиус. Я думал, что наконец-то нашёл того, кто поймёт и поможет мне. Кто не побоится. Кто поведёт за собой и, быть может, даже займет трон новой империи. Мое происхождение в этом мире подкачало. Но тебя… О, ты был бы любимым правителем. Вместе мы могли бы…
— Устроить еще одну Трагедию на Ладоге? — перебил я. — Взорвать Петропавловку? Убивать невинных и детей?
Он поморщился, но не отвёл взгляда.
— Это были дети Империи. Наследники. Продолжатели старого порядка. Думаешь, я не пытался с ними работать? Павловичи, Юрьевские… Все те, кто утверждали, что желают сломать неактуальные порядки… И что? Они ничем не лучше императорской ветви. Лишь более озлобленные, алчные… Я наблюдал за всеми ними. Я создал Римский клуб, чтобы понять, кто из них увяз в пороках, а кто еще способен вести благородную жизнь. Я годами изучал все эти сословия и окончательно убедился лишь в одном. Чтобы вырастить новое, надо сжечь старое. Ты ведь знаешь это. Мы оба знаем.