Битва за Рим (Венец из трав)
Шрифт:
– Сначала я отвечу на твой первый вопрос: почему именно на ней? Я полагаю, что здесь не последнюю роль играют ее деньги, – объяснил Мамерк. – А что касается второго вопроса, то – да, я встречался с Далматикой несколько раз после смерти Марка Эмилия, хотя и не так часто, как мне полагалось. Я находился на войне, когда скончался принцепс Сената, но я встретился тогда с его вдовой, потому что должен был вернуться в Рим и уладить дела, оставшиеся после Марка Эмилия. А если ты хочешь услышать мое искреннее мнение, то вот оно: я не сказал бы, что она вообще очень уж оплакивала старика. Она, казалось, больше занята была детьми. И я нахожу это совершенно
– Думаю, не меньше. Помню, когда она выходила за него, мне было даже немного жаль ее. Она предназначалась его сыну, но он покончил с собой, и мой отец отдал ее самому Скавру.
– Что поражает, так это ее робость, – молвил Мамерк. – Может быть, это оттого, что она потеряла уверенность в себе? Она боится выходить из своего дома, даже после того, как я сказал ей, что это можно. У нее вовсе нет подруг.
– Как у нее могут быть подруги? Я же совершенно серьезно сказал, что Скавр запер ее, – заметил Метелл Пий.
– После его смерти, – задумчиво произнес Мамерк, – она, конечно, была одна в своем доме, если не считать детей и нескольких слуг. Но когда я предложил ей в качестве компаньонки ее собственную тетку, она сильно расстроилась. И не хотела слышать ни о каких тетках. В конце концов мне пришлось нанять римскую пару хорошего происхождения и репутации, чтобы они жили вместе с ней. Она сказала, что обычаи должны соблюдаться, особенно принимая во внимание ту, старую оплошность, но предпочитает жить с чужими людьми, нежели с родственниками. Это трогательно, Квинт Цецилий! Сколько ей было тогда, когда она совершила оплошность? Девятнадцать? И она была замужем за шестидесятилетним мужчиной!
– Это как военная удача, Мамерк. – Поросенок пожал плечами. – Посмотри на меня. Я женат на младшей дочери Луция Красса Оратора, старшая дочь которого имеет уже трех сыновей. Тем не менее моя Лициния все еще бездетна – и не от отсутствия старания, поверь мне! Так мы решили попросить у ее сестры одного из племянников, чтобы усыновить его.
Мамерк наморщил лоб и вдруг взглянул с воодушевлением:
– Слушай, сделай то, что собирается сделать Луций Корнелий! Разведись с Лицинией Младшей из-за бесплодия и сам женись на Далматике.
– Нет, Мамерк, я не могу. Мне очень нравится моя жена, – хрипло сказал Поросенок.
– Значит, нам следует серьезно подумать о предложении Луция Корнелия.
– О, определенно. Он небогатый человек, но у него есть нечто получше, нежели деньги. Он – великий человек. Моя двоюродная сестра Далматика уже была замужем за одним великим человеком, и для нее это – дело привычное. Луций Корнелий далеко пойдет, Мамерк. Я совершенно убежден, что это так, хотя и не вижу, каким образом он может продвинуться дальше. Но он сделает это! Я уверен, что он сделает это. Хотя он – не Марий. И не Скавр. И все же я верю, что он затмит их обоих.
– Теперь, – Мамерк встал, – нам надо пойти и узнать, что скажет Далматика. Но жениться завтра – это невозможно.
– Почему бы и нет? Она же не вечно будет в трауре!
– Нет! Довольно странно, но срок ее траура кончается сегодня. Именно поэтому, – молвил Мамерк, – будет весьма подозрительно выглядеть, если она выйдет замуж завтра. Через несколько недель, я думаю, было бы приличнее.
– Нет, это должно произойти завтра, – заупрямился Метелл Пий. – Ты не знаешь Луция Корнелия так, как знаю его я. Нет человека, которого я почитал и уважал больше, чем его. Ему нельзя перечить,
– Я что-то припоминаю, Квинт Цецилий. В последний раз, когда я видел Далматику, – это было два или три ярмарочных интервала назад – она спрашивала о Луции Корнелии. Обычно она никогда не спрашивала ни об одном человеке, даже о тебе, своем ближайшем родственнике.
– Хорошо, она была влюблена в него, когда ей было девятнадцать. Может быть, она все еще влюблена в него? Женщины – странные существа, с ними такое случается, – сказал Поросенок тоном весьма опытного человека.
Когда они вдвоем прибыли в дом Марка Эмилия Скавра и предстали перед Цецилией Метеллой Далматикой, Метелл Пий понял, что имел в виду Мамерк, называя ее робкой. «Это мышка, – подумал он, – хотя и очень привлекательная и приятная». Ему никогда не приходило в голову, как он чувствовал бы себя, если бы его заставили жениться в семнадцать лет на женщине около шестидесяти. Впрочем, женщины поступают так, как им велят. К тому же шестидесятилетний мужчина может во всех отношениях предложить больше, чем любая женщина старше сорока пяти. Поросенок начал говорить так, словно было решено, что он, ее ближайший родственник, формально выступает в роли pater families.
– Далматика, сегодня мы получили брачное предложение, касающееся тебя. Мы твердо рекомендуем тебе принять его, хотя понимаем, что ты имеешь право отклонить его, если пожелаешь, – сказал Метелл Пий официальным тоном. – Ты вдова принцепса Сената и мать его детей. Однако лучшее предложение вряд ли могло выпасть на твою долю.
– Кто сделал мне предложение, Квинт Цецилий? – спросила Далматика очень слабым голосом.
– Консул Луций Корнелий Сулла.
Выражение невероятной радости появилось на ее лице, ее серые глаза засияли серебром, слегка неуклюжие руки раскинулись вместо того, чтобы сжаться.
– Я согласна! – выдохнула она.
Мужчины заморгали: они ожидали, что понадобятся убеждающие беседы и уговоры.
– Он пожелал жениться на тебе завтра, – молвил Мамерк.
– Даже сегодня, если он захочет!
Что еще могли они сказать? Что говорят в подобных случаях? Мамерк сделал такую попытку:
– Ты очень богатая женщина, Далматика. Мы не обсуждали с Луцием Корнелием условия и размер приданого. Я думаю, для него это второстепенные вопросы, поскольку он знает, что ты богата, и подробности его не интересуют. Он сообщил нам, что развелся со своей женой из-за ее бесплодия и не хотел бы жениться на молодой девушке, а предпочел бы здравомыслящую женщину, еще способную к деторождению, особенно такую, у которой уже есть дети, что доказывало бы ее плодовитость.
Это тяжеловесное объяснение поубавило сияния на ее лице, тем не менее она кивнула в знак понимания, хотя и ничего не сказала.
Мамерк забрел в болото финансовых вопросов:
– Разумеется, ты не сможешь больше жить здесь. Этот дом теперь будет собственностью твоего юного сына и должен остаться под моей опекой. Я советую тебе спросить у твоих компаньонов, намерены ли они и дальше оставаться под этой кровлей, пока твой сын не достигнет возраста, когда он будет готов взять ответственность на себя. Те рабы, которых ты не пожелаешь взять с собой в твое новое жилище, могут остаться здесь вместе с управляющим и его женой. Должен сказать, что дом Луция Корнелия очень невелик и в сравнении с этим может показаться тебе темницей.