Битва за Рим (Венец из трав)
Шрифт:
Все ее внимание было сосредоточено на Цезаре-младшем, но как только она убедилась, что он цел и невредим, сразу же успокоилась. При виде мужа у нее подкосились колени:
– Гай Юлий!
Он подхватил ее на руки и прижал к себе.
– О, я так рада, что ты вернулся! – проговорила Аврелия, уткнувшись в грубые складки его кавалерийского плаща. – Эти постоянные ночные кошмары!
– Когда же ты успокоишься!
– Мне нужно тебе кое-что сказать, мама, – объявил Цезарь-младший, не пытаясь скрыть свое беспокойство.
– В чем дело? – рассеянно
– Ты знаешь, что он для меня сделал?
– Кто? Твой отец?
– Нет, не он! – Цезарь-младший сделал нетерпеливый жест. – Он только дал свое согласие – ничего другого я не ожидал. Нет, я имею в виду дорогого, любимого, глубокомысленного дядюшку Гая Мария!
– И что сделал Гай Марий? – спросила Аврелия, стараясь говорить спокойно.
– Он назначил меня фламином Юпитера! Завтра на рассвете я вступаю в брак с семилетней дочерью Луция Цинны, и сразу после этого произойдет моя инаугурация, – процедил Цезарь-младший сквозь зубы.
Аврелия тяжело вздохнула. Ее немедленной реакцией было только чувство глубокого облегчения – так тревожилась она за сына с того момента, как посланец заявил, что его желает видеть Гай Марий на Нижнем Форуме. В отсутствие Цезаря-младшего Аврелия трудилась над одной и той же колонкой цифр в домашней книге, куда записывала хозяйственные расходы. Она снова и снова проверяла результат, но ей никак не удавалось получить одну и ту же сумму дважды – в голове ее теснились страшные образы. Аврелия только слышала об этом, а ее сын должен был увидеть все эти головы вокруг трибун, мертвые тела и сумасшедшего, кровожадного старика.
Молодой Цезарь так и не дождался ответа матери, а потому с жаром ответил себе сам:
– Я никогда не отправлюсь на войну, чтобы оспаривать славу Гая Мария на полях сражений. Я никогда не стану консулом, чтобы соперничать с ним в этом. У меня никогда не будет возможности именоваться четвертым основателем Рима. Нет, я проведу остаток своих дней, бормоча молитвы на языке, который никто не понимает, подметая храм и нося нелепую одежду! Более того, я стану доступным для всякого Луция Блохастика, которому понадобится провести у себя в доме обряд очищения! – Его красивые руки с длинными пальцами шевелились, словно обрели самостоятельное бытие. – Этот старик преследует меня со дня моего рождения с одной-единственной целью – сохранить свое дурацкое место в истории!
Родители никогда не заглядывали в самые потаенные мысли своего сына, в его самые сокровенные мечты о будущем. Вот и теперь они стояли, слушая его страстную речь и думая о том, как убедить мальчика смириться с неизбежностью, как дать ему понять, что все уже решено. Как втолковать Цезарю-младшему, что в нынешних обстоятельствах следует безропотно соглашаться на все.
– Не будь смешным! – сказал отец осуждающим тоном.
Его мать последовала его примеру, тем более что это было как раз в духе тех добродетелей, которые она пыталась привить своему сыну: долг, повиновение, скромность, самопожертвование –
– Не будь смешным! – повторила Аврелия слова отца и добавила: – Ты серьезно думаешь, что можешь соперничать с Гаем Марием? Ни один человек не в состоянии сделать этого!
– Соперничать с Гаем Марием? – переспросил ее сын, отпрянув. – Да я превзойду его в блеске так же, как солнце превосходит луну!
– Если все обстоит так, как ты себе это представляешь, – заметила мать, – то Гай Марий был совершенно прав, поручив тебе подобную должность. Она будет тем самым якорем, в котором ты крайне нуждаешься. И это утвердит твое положение в Риме.
– Я не хочу утвержденного кем-то положения! – вскричал мальчик. – Я хочу сам сражаться за свое положение! Я хочу, чтобы мое положение было следствием моих собственных усилий! Как меня может удовлетворить должность, которая старше самого Рима? И эту должность мне присмотрел в качестве приданого человек, который жаждет только одного: сохранить от посягательств свою репутацию непревзойденного гражданина!
Цезарь-отец выглядел обиженным.
– Ты неблагодарный! – выговорил наконец он.
– Отец! Как ты можешь быть таким бестолковым! Это не я нахожусь в затруднении, а Гай Марий! Я – такой, каким был всегда. Я вовсе не неблагодарный. Я вижу, ради чего на меня взваливают эту ношу – жречество. От меня попросту хотят избавиться. А Гай Марий еще не сделал ничего, чтобы заслужить мою горячую благодарность. Его мотивы нечисты и эгоистичны.
– Прекратишь ли ты наконец преувеличивать собственную значимость? – вскричала Аврелия в отчаянии. – Сын мой, я говорила тебе это еще с тех пор, когда носила на руках: твои идеи слишком грандиозны, твое тщеславие чрезмерно!
– Что это значит? – переспросил мальчик в еще большем отчаянии. – Мама, я единственный, кто сможет выполнить мое предназначение! А теперь моя жизнь может не начаться вовсе!
– Молодой Гай, в этом деле у нас не было выбора, – сказал Цезарь, немного поразмыслив. – Ты сам присутствовал на Форуме и видел все, что там произошло. Если уж Луций Цинна, который является старшим консулом, счел уместным согласиться с предложением Гая Мария, то я тем более не мог ему противоречить! Я думал не только о тебе, но и о твоей матери и сестрах. Гай Марий не в себе. Его разум болен, но у него есть власть.
– Да, я заметил это, – согласился Цезарь-младший, немного успокоившись. – И только в одном отношении я не собираюсь превосходить его. Я даже не стану с ним в этом соревноваться. Никогда по моей вине не потекут потоки крови по улицам Рима.
Аврелии показалось, что кризис миновал.
– Вот так-то лучше, сынок, – произнесла она. – Так или иначе, ты должен готовиться к тому, чтобы вступить в свою жреческую должность.
Сжав губы, Цезарь-младший перевел унылый взгляд с изможденно-прекрасного лица матери на устало-красивое лицо отца и ни там, ни там не заметил искренней симпатии; более того, он не увидел даже понимания.