Битва за Свет
Шрифт:
Часам к двум ночи, когда всё более или менее улеглось, нам даже удалось перекусить немножко хлеба с консервированной сайрой. Потом мы с Гошей вышли на улицу, сели на лавочку перед домиком так, чтобы просматривалась трасса, и стали вглядываться в темноту в ожидании какой-нибудь машины, чтобы попытаться её остановить и просить о помощи. Условились, что первыми при наличии машины, поедем мы с Клопом и с Гошей на поиски Дашки, а Валера с Андреем должны были ехать во вторую очередь.
У меня в голове творилось нечто: казалось, что всё пищало, грохотало. Очевидно, это было остаточным явлением от оглушительных выстрелов посреди мёртвой тишины. Мне слышались голоса бандитов, переговаривающихся между собой, а особенно мерзкий голос того гада с дурацкой кличкой Петруччо, который увёз Дашку. Почему-то перед глазами вырисовывался светящийся сверхмощными прожекторами МКАД; мерещились мне и шныряющие по полю вдоль трассы афганцы, отчего я то и дело вздрагивал. Одним словом, у меня в сознании был тогда полный каламбур – последствие наслоившихся друг на друга событий, произошедших сегодня, стресса, внутреннего и хорошо скрываемого чувства паники и неуверенности в том, что я когда-нибудь ещё увижу Дашу. Я заставил
Мы сидели молча, я дрожал от холода, стучал зубами и что-то напевал про себя, вглядываясь в темноту. Минут через сорок, без малого в три часа ночи, Гоша вдруг толкнул меня в бок и вскочил:
– Смотри, машина!..
Два ярких пятна фар отчетливо вырисовались на тёмном горизонте. Почти синхронно мы с Гошей вскочили с мест. Я резко мотнул головой, чтобы окончательно стряхнуть ворох опутавших моё сознание бессмысленных и угнетающих образов, то и дело наслаивавшихся друг поверх друга и заставляющих чувствовать себя в отрыве от реального мира. Гоша зажёг фонарь, и мы выбежали на проезжую часть, размахивая руками так же, как размахивал перед нами бандит, первоклассно сыгравший роль беззащитного деревенского мужика. Очевидно, что водитель автомобиля заметил нас только метров с трёхсот, потому что примерно с этого расстояния он принялся моргать нам дальним светом и отчаянно дудеть клаксоном. Надо отметить, что мы, безусловно, были замечены водителем гораздо ранее, чем я увидел выбежавшего почти прямо под колёса Актёра: снег уже не шёл, и видимость была в разы лучше, чем несколько часов назад. Когда до автомобиля оставалось метров сто пятьдесят, мы заметили, что машина несколько сбросила скорость, но останавливаться совсем не намеревалась. Гоша в определённой последовательности включал и выключал фонарь, воспроизводя сигнал SOS. Когда до машины оставалось уже метров тридцать, не больше, Гоша что есть мочи завопил:
– Стой, стрелять буду! – одним махом выхватив из кобуры пистолет, подсветил вытянутую вверх с пистолетом левую руку и выстрелил в воздух, после чего он рывком дёрнул остолбеневшего меня за куртку, и мы вместе оказались на самой обочине. Машина, проносясь мимо нас, резко затормозила, от чего её развернуло на пол-оборота, и встала как вкопанная метров в пятнадцати поодаль от нас.
– Не стреляйте, пожалуйста, – послышался несильный мужской голос из открывающегося окна, – у нас ничего нету, не стреляйте, – умолял дрожащим голосом кто-то из машины.
– Всё в порядке, ФСБ, – громко и уверенно сказал Гоша, но пистолет по-прежнему был в его руке в боеготовном состоянии. – Пожалуйста, выключите фары! – мягко, но при этом убедительно попросил Гоша водителя. Фары моментально погасли. Тогда военный посветил фонарём в сторону водительского места, которое после разворота машины было как раз напротив нас. Подойдя чуть-чуть ближе, мы разглядели сидящих на передних сиденьях двух мужчин. Тому, что был за рулём, было на вид немногим больше сорока, а пассажир был уже в преклонном возрасте, лет семидесяти-семидесятипяти. А вот на заднем сиденье сидели двое детей: мальчик и девочка, каждому не больше десяти лет. После того, как луч фонаря пробежался по испуганным детским лицам, Гоша убрал фонарь. Из бывшего домика бандитов выбежали Клоп и Валера, оба с «Калашниковыми» в руках и с фонарями и сразу окликнули нас, всё ли в порядке. От вида выскочивших из домика вооруженных людей, водитель – худощавый мужчина в очках и с овальным щетинистым лицом, – совсем перепугавшись, побледнел так, что цвет его лица ничем не отличался от цвета бледной луны, зловеще освещающей пустынные поля и домишки вдоль трассы.
Клоп подошёл к машине, поздоровался с сидящими в ней и успокоил их, объяснив вкратце, кто мы такие, что с нами произошло и зачем мы их остановили. Извинился он и за вынужденную стрельбу в воздух: «Иначе бы Вы ни за что в такое время да посреди трассы не остановились бы…» Мужчина, сидевший за рулем, представился Ярославом и представил своего отца, сидящего рядом – «Олег Иванович, мой папа». В двух словах, отвечая на вопрос Клопа, зачем те в такое время едут куда-то без сопровождения, объяснил, что один его хороший товарищ, работающий в ФСБ, велел ему с детьми эвакуироваться из города немедленно, потому что приближение к Москве афганцев ожидается уже совсем-совсем скоро.
– Кто Ваш приятель? – поинтересовался Клоп, – ну, тот, что из ФСБ?
– Полковник Шталенков Дмитрий Юрьевич!
Мы все невольно улыбнулись.
– Димка – и наш хороший друг и товарищ, и мы сейчас как раз выполняем служебное задание, за выполнение которого он ответственен, так что, если поможете нам, поможете и ему… – окончательно расположил к нам Ярослава Клоп.
– …Да и многим миллионам людей ещё! – не сдержался и торжественно вставил я.
– Безусловно! – удивлённый тем обстоятельством, что мы тоже знаем Шталенкова, ответил Ярослав. – Дети! – обратился он к сидящим сзади детишкам, – эти дяди поедут с нами, так что, Валя, сядь на колени к Пете, – попросил Ярослав своих отпрысков. Те послушно выполнили указание.
Я сбегал в дом и попрощался с Андреем. Пожелал ему скорее вылечиться. Я ни на секунду не допускал, что мы можем больше никогда не увидеться, и поэтому церемония прощания не была сколь-нибудь напыщенной. Андрей сказал мне напоследок: «Бороться, друг, бороться до последнего! Понял?!», и с этими словами я покинул домик, попрощавшись и с Валерой. Затем я сел на заднее сиденье старенькой легковушки, на которую теперь были все мои надежды. Насколько я разглядел, это была Шкода «Фелиция» выпуска конца девяностых. Клоп с Гошей быстро сбегали к Фольксвагену и принесли две двадцатилитровые канистры с бензином, которые с трудом уместились и в без того заполненный вещами багажник. Клоп попросил старика пересесть на заднее сиденье, мол, «так необходимо для безопасности». Тот послушно пересел, заняв место рядом с детьми у левого окна; я же сидел посередине, а Гоша стал втискиваться на оставшееся пространство у правого окна. При нём ещё был большой военный рюкзак, в котором, по всей видимости, находилось самое необходимое: продовольствие, боеприпасы, медикаменты,
– Ну, с Богом! – сказал Клоп и наш со Шталенковым общий худощавый водитель тронул машину с места.
– Сергей Валерьич! Рация… В Хонде осталась рация, но я не знаю, включена она или нет. Она там, в бардачке, думаю, она и сейчас оттуда никуда не делась.
– Слушай-ка, а ведь мысль-то хорошая! – Клоп повернулся в пол-оборота назад и несколько раз пошевелил указательным пальцем в знак одобрения. – Гош, в этой модели раций маячок обнаружения есть? – обратился он уже к Гоше.
– Да. Серёг, это СУлН-59, они без подзарядки девяносто суток в выключенном состоянии слабый сигнал генерируют, – начал рассказывать Гоша. Я почувствовал громадный прилив сил и энергии от его слов, потому что теперь мне, по крайней мере, стало примерно понятно, каким образом мы сможем обнаружить мою машину, а значит и Дашу. Гоша продолжал:
– Но если рация выключена, то радиус распространения сигнала маленький, порядка двух-трёх километров, не больше, и то на открытой местности. Если ж она включена, то аж за двадцать километров её «поймаем» в эфире. А Андрюха её выключил или оставил включённой? – поинтересовался у меня Гоша.
– Ой, если честно, без понятия, но, скорее всего, выключил… – ответил я.
В машине повисло напряжённое молчание: мужчины с детьми явно не очень хотел и кататься неопределённое время по и без того очень неспокойной местности, да ещё и с риском нарваться на вооружённых бандитов. И мы трое это прекрасно понимали. Тогда Клоп их успокоил, объяснив, что мы только попросим их проехаться с нами вдоль трассы до какого-нибудь более или менее крупного населённого пункта, где бы мы смогли либо найти себе машину для дальнейших поисков, либо выведать хоть какую-нибудь информацию, которая поможет найти Дашу.
…Мы ехали со скоростью не больше шестидесяти километров в час; старый и не особо мощный двигатель Шкоды напряжённо жужжал от существенной перегрузки машины, да и ехать быстрее было бы просто не разумно и опасно. Но даже осознание необходимости столь небыстрого перемещения не могло заставить меня не ощущать ход времени крайне медленным. Минуты тянулись как часы. Искажённое восприятие действительности, которое завладело мной не более часа назад, уступило место восприятию рациональному. Голова теперь начала переполняться всевозможными сценариями, вариантами относительно ближайшего часа, двух, трех… Ох, и ненавистное же это чувство, когда в воздухе витает дух беды, а ты бессилен знать что-либо наперёд, а только беспомощно играешься с кучкой жалких предположений, которые как бы ты их не выстраивал в одну связанную цепочку, в конце концов терпят крах, рушатся за несостоятельностью. Рушатся подобно пирамидке, выстраиваемой маленьким ребёнком из разноформенных фигурок; поставит конус на кубик – держится, поставит на конус шарик – падает. Так же и с фактами, которыми пытаешься оперировать, выстраивая, казалось бы, в логичную цепочку событий: увязываешь то с этим, это с тем, а в конечном счёте что-то решительно не увязывается одно с другим, и ты, будучи отброшенным на несколько «шагов» назад, пытаешься построить цепь заново и… Снова тщетно. Ох, как бы я хотел быть неподвластным этой напасти, но я был вдоль и поперёк ей подвластен… И вот я гадал: будь я таким отморозком, коими являются типы наподобие этого Петруччо (что же за идиотская кличка?!), чтобы я делал, оставшись единственным уцелевшим из своей шайки, завладев машиной и умчавшись неизвестно куда с трофейной девушкой в салоне этой самой машины? Изнасиловал бы девушку, выкинул бы где-нибудь на трассе? Вряд ли бы стал вскоре насиловать – вдруг погоня?! Нее-ет, бандит явно не хотел попасться, и поэтому, скорее всего, гнал без оглядки. А могла ли Дашка сама выпрыгнуть на ходу? По идее, вполне могла… Но нет, вряд ли бы она стала это делать, ведь это же смерти подобно, к тому же выпрыгни она – бандиту ничего не стоило бы потратить двадцать секунд, сдать задним ходом и подобрать её, если он имеет на неё какие-то планы. «Да, она прекрасно это осознает и прыгать бы она не стала», – думал я. Но куда он мог её везти, да и вообще, куда бы он сам поехал, если бы Даши не оказалось в салоне? Эти и подобные этим вопросы заполонили мой рассудок. Я пытался включать логику: мол, скорее всего, Даша для Петруччо – не нужный груз, балласт. Тогда самым логичным является то предположение, что он высадил её где-нибудь километров через пять и направился уже один к какому-нибудь бандюжьему логову, дабы присоединиться к некоей шайке, подобно недавно ликвидированной. Да что я об этом? Мне было наплевать ровном счетом на всё, кроме одной мысли: что с Дашей? Где она? Где моя любимая, милая девочка, чья улыбка и выражение глаз уже давным-давно были для меня главным путеводным огоньком по жизни! Но более важно то, что я был для неё единственной в этом катящемся в тартарары мире опорой. Грудь мою вдруг резко защемило от ощущения, что я, я виноват в том, что нежное, беспомощное создание невольно стало жертвой мерзкого подонка… «Я идиот, тварь я», – мысленно поносил я сам себя. «Ну как можно было допустить такое, как? Придурок ты, Антоха, придурок! Бежал бы сразу, с первыми выстрелами сваленного Валерой басоголосого жлоба, к Хонде, а не прятаться за Фольксваген» – корил я себя. Но ведь я и представить не мог, что подонок каким-то образом сумеет в суматохе проскользнуть незамеченным до Хонды… Скорее всего, когда Актёр прыгнул в правый кювет, Петруччо этот сиганул в левый. Да какая теперь уже разница?