Битва
Шрифт:
— Там четыре ряда лож! И декорации меняют прямо на глазах! На сцене будет даже извержение Везувия!
— Какая-то опера про Помпеи?
— Да нет же, это «Дон Жуан».
— Моцарта?
— Мольера!
— Но, Валентина, ты же, прежде всего, певица.
— Там все поется с начала и до конца.
— «Дон Жуан»? Мольера?
— Ну да, мой большой дурачок!
Анри насупился. Он не чувствовал себя дурачком и ненавидел намеки на свой вес. Он ничего не сказал, посчитав, что иногда лучше промолчать, по меньшей мере, в тех случаях, когда дело касается любви. Он стучал зубами; несмотря на теплый майский вечер его бил озноб, и Анри решил воспользоваться этим обстоятельством. Он промокнул лоб платком:
— Валентина, я болен.
— Я тебя вылечу!
— Нет, нет, ты должна репетировать песни Мольера.
— Как-нибудь выкрутимся. Кстати, ты поможешь мне выучить их!
— Я не хочу быть для тебя обузой.
— Не беспокойся, цыпленочек, я женщина стойкая и могу все делать одновременно: заниматься своей карьерой и тобой, я хотела сказать — тобой и вдобавок своей карьерой!
— Я убежден, Валентина...
— Ты согласен?
— Нет.
— Ты должен уехать из Вены?
— Возможно.
— Тогда я поеду с тобой!
— Будь благоразумной...
«Какая же я бестолочь, — тоскливо думал Анри, произнося эти слова, — как можно взывать к благоразумию Валентины?
— Уже пять часов! — воскликнула Валентина.
— Шесть, — соврал Анри, — я считал...
— О! Я страшно опаздываю!
— Тогда поезжай скорее, займись примеркой театральных костюмов, начинай учить роль.
— Я отвезу тебя в коляске!
— Это я тебя отвезу.
Анри отвез актрису в Вену и высадил перед театром, где она надеялась выступить. Прежде, чем расстаться, любовница одарила его пылким поцелуем; Анри закрыл глаза и ответил на него, представляя себе губы другой, той, которую он любил безумно и издалека. Валентина побежала к входу, скрытому за колоннадой, на мгновение обернулась и, прощаясь, махнула затянутой в перчатку рукой. Анри вздохнул. «Боже, как я устал!» — подумал он и дал кучеру адрес розового дома на Йордангассе, где жил уже третий день. На задний план отошли война, болезнь, друзья, теперь он мечтал только о мадемуазель Краусс, в его глазах она была воплощением самого совершенства. Неделей раньше он считал Чимарозу [45] лучшим из композиторов, теперь же мурлыкал себе под нос Моцарта: по вечерам в большой гостиной Анна и ее сестры исполняли для него скрипичные произведения этого австрийского музыканта.
45
Доменико Чимароза (1749-1801) — итальянский композитор, который наряду со своими современниками, Гульельми и Паизиелло, оставил значительный след в музыкальном искусстве. В 1789 г. Чимароза был приглашен русским двором на место Паизиелло в Петербург, где пробыл четыре года и поставил две оперы.
На острове Лобау было всего одно каменное строение — старинный охотничий домик, где принцы семейства Габсбургов пережидали внезапные грозы. Месье Констан разводил огонь в камине на первом этаже; многочисленные слуги чистили, подметали, расставляли мебель, доставленную в фургонах из Эберсдорфа, где император изволил провести ночь. Повара распаковывали свои кастрюли, сковородки, вертела, всевозможные кухонные припасы, в том числе непременный пармезан, который его величество употреблял с любым блюдом, любимые им макароны и, конечно же, шамбертен [46] . Два лакея собирали железную кровать. За обустройством временной резиденции императора следили камердинеры и поторапливали прислугу:
46
Шамбертен — знаменитое красное вино, производимое в Верхней Бургундии, любимое вино Наполеона. Император пил его разбавленным водой и никогда не выпивал больше половины бутылки. Во время походов в обозе всегда имелся значительный запас этого вина.
— Пошевеливайтесь, бездельники!
— Несите посуду! Подсвечники!
— Ковер кладите здесь, на лестничной площадке!
— Сожалею, господин маршал, но это резиденция императора!
Маршал Ланн не входил в число вышколенных придворных шаркунов, он был выше и куда сильнее камердинера, преградившего ему путь. Он без лишних слов ухватил бедолагу за расшитые серебром лацканы фрака и с силой отшвырнул в сторону. На вопли слуги и недовольный рык маршала примчался Констан, издалека услышавший знакомый голос Ланна. В итоге прислуге пришлось уступить, и бесцеремонный вояка обосновался на первом этаже в помещении с невысоким потолком и кучей соломы на полу. Маршал утащил к себе в берлогу ручной подсвечник, стул и бюро, на которое бросил саблю и треуголку с плюмажем. Ланн был известен своей гневливостью, но умел держать себя в руках, и лишь красневшее лицо выдавало его истинные эмоции. В спокойном состоянии оно дышало безмятежностью; коротко подстриженные светлые вьющиеся волосы обрамляли тонкие благородные черты. В сорок лет у него не было и намека на животик, а из-за ранения шеи, полученного при штурме крепости Сен-Жан-д’Акр, он держался подчеркнуто прямо. И лишь когда старая рана начинала всерьез его беспокоить, маршал потирал шею рукой... Это произошло во время второй атаки на цитадель. Он взбирался на стены, ни на шаг не отступая от своих гренадеров. Его друг генерал Рамбо уже почти добрался до сераля Джеззар-паши [47] , он отчаянно нуждался в подкреплении, но его не было, и генерал со своими людьми забаррикадировался в одной из мечетей дворца. Перед глазами Ланна вновь вставали рвы, заваленные трупами турок. Генерал Рамбо погиб, а его самого, раненного в шею, посчитали убитым. Но на следующий день он уже сидел в седле и вел своих солдат на холмы Галилеи...
47
Джаззар, Ахмед-паша (1720-1804) — правитель Палестины и значительной части Сирии в 1775-1804 гг. Босниец по происхождению. Карьеру начал в 1756 в качестве мамелюка в Египте. За жестокость, проявленную при подавлении восстания бедуинов, получил прозвище «мясник» (арабское «джаззар»), В 1775 г. назначен вали (правителем) Сайды. В 1790 г. стал пашой Дамаска. Фактически был полновластным правителем почти всей Сирии и Палестины, лишь формально признававшим власть турецкого султана. В 1799 г. войска Джеззар-паши выдержали трехмесячную осаду Акки французской армией под командованием Бонапарта.
Пятнадцать лет бесконечных сражений и опасностей утомили маршала. Совсем недавно он завершил тяжелейшую осаду Сарагоссы. Богатый, женатый на дочери сенатора — красивейшей и самой скромной из герцогинь императорского двора, сейчас он больше всего хотел удалиться на покой и вернуться в родную Гасконь, где росли его сыновья. Ему надоело уходить в походы, не зная, удастся ли вернуться домой живым. Почему император отказывал ему в покое? Большинство маршалов, как и он сам, стремились к мирной и спокойной жизни в своих имениях. Эти искатели приключений со временем становились обычными буржуа. В Савиньи Даву строил тростниковые домики для своих куропаток и, ползая на четвереньках, кормил птиц хлебом. Ней [48] и Мармон [49] обожали заниматься садоводством. Макдональд [50]
48
Мишель Ней (1769-1815) — один из наиболее известных маршалов Франции времен Наполеоновских войн, герцог Эльхингенский и князь Москворецкий. Наполеон называл его «храбрейшим из храбрых». 7 декабря 1815 года по приговору палаты пэров Ней был расстрелян как государственный изменник неподалеку от Парижской обсерватории. Своим расстрелом он руководил сам; солдаты не хотели стрелять в маршала и только тяжело ранили его. В 1853 году на этом месте была воздвигнута статуя Нея.
49
Огюст Фредерик Луи Виесс де Мармон, герцог Рагузский (1774-1852) — маршал Франции (1809). Познакомился с Наполеоном при осаде Тулона, с 1796 года был его адъютантом, сопровождал его в Египет и Сирию, принимал живое участие в перевороте 18 брюмера, затем почти во всех наполеоновских войнах. После падения Наполеона Мармон вскоре перешел на сторону нового порядка, был сделан пэром и во время Ста дней сопровождал короля Людовика XVIII в Гент. После торжества революции он бежал вместе с Карлом X и с тех пор жил то в Австрии, то в Италии, где и умер.
50
Этьен-Жак-Жозеф-Александр Макдональд (1765-1840) — герцог Тарентский, маршал и пэр Франции, происходил из шотландской фамилии якобитов, переселившейся во Францию после Славной революции. В 1799 г. командовал французскими войсками в сражении при реке Треббии (Италия), где потерпел поражение от русской армии под командованием А. В. Суворова. Маршальский жезл Макдональд получил за сражение при Ваграме; принимал участие в войнах 1810, 1811 (в Испании), 1812— 1814 годов. После отречения Наполеона был назначен пэром Франции; во время Ста дней удалился в свои поместья, чтобы не нарушать присягу и не противодействовать Наполеону. После второго занятия Парижа союзными войсками на Макдональда было возложено тяжелое поручение — распустить отступившую за Луару наполеоновскую армию.
51
Николя Шарль Удино (1767-1847) — граф Удино, 1-й герцог Реджо (1810), маршал Империи (1809). В 1809 г. стоял во главе 2-го армейского корпуса; за битву при Ваграме получил маршальский жезл, а вскоре и титул герцога. В 1812 г. во время переправы через Березину он помог Наполеону спастись, но сам был тяжело ранен. В событиях Ста дней (1815) не принимал никакого участия. После июльской революции примкнул к Луи-Филиппу.
52
Жан-Батист Бессьер (1768-1813) — маршал Франции (1804), герцог Истрии ( 1809), командующий конной гвардии Наполеона. В 1811 г., будучи губернатором обширной территории Испании, он показал себя исключительно порядочным человеком, с участием и пониманием решал проблемы гражданского населения. В 1812 г. командовал кавалерией императорской гвардии в Русской кампании. Маршал погиб 1 мая 1813 года накануне сражения при Лютцене. По одной из версий будущий декабрист О. В. Грабе-Горский на пари с генералом С. Н. Ланским выстрелил из пушки по группе вражеских офицеров, осматривавших позиции. Пушечное ядро попало Бессьеру прямо в грудь. Маршал похоронен в Париже, в Доме Инвалидов.
Ланн быстро переходил от гнева к привязанности. Однажды он написал жене, что император — его злейший враг: «Он любит только по прихоти, лишь тогда, когда нуждается в вас»; потом Наполеон осыпал его милостями, и отношение маршала изменилось: они стали друзьями, а их судьбы — неразделимы. Прошло не так уж много времени с тех пор, как на крутых склонах испанских гор император хватался за его руку. Они шли, скользя по обледенелым камням, в своих высоких кожаных ботфортах, и ледяной ветер швырял им в лица пригоршни колючего снега. Потом они на пару оседлали ствол пушки, и гренадеры втащили их, как на салазках, на перевал Гвадаррама. Волнующие воспоминания смешивались с кошмарами. Ланн иногда сожалел, что не стал красильщиком{2}. Он слишком рано пошел на военную службу. В альпийской армии, которой командовал Ожеро, его отвага и мужество не остались незамеченными... Развалившись на соломе, маршал вспоминал сотни противоречивых эпизодов из своей жизни и не сразу заметил, как в комнату вошел Бертье.
— Где шумиха, там и ты.
— Ты прав, Александр. Посади меня под арест, чтобы я мог выспаться по-человечески!
— Его величество отдает тебе всю кавалерию.
— А как же Бессьер?
— Он поступает в твое распоряжение.
Ланн и Бессьер на дух не переносили друг друга, так же, как Бертье и Даву. Маршал улыбнулся и, заметно повеселев, воскликнул:
— Пусть эрцгерцог атакует! Мы порубим его, как капусту!
В этот момент на пороге появились запыхавшиеся Перигор и Лежон.
— Малый мост только что смыло течением! — доложили они генерал-майору.
— Значит, мы отрезаны от левого берега. Три четверти войск застряли на острове.
Луна в последней четверти слабо освещала длинную главную улицу Эсслинга, но под деревьями, окаймлявшими дорогу, что вела к общественному амбару, на площади и вдоль колосящихся полей император разрешил развести бивачные костры: неприятель должен знать, что Великая Армия переправилась через Дунай. Согласно плану, это должно было вынудить австрийцев к атаке, хотя эрцгерцог Карл слыл чрезвычайно осторожным при ведении наступательных действий. В общем, костры полыхали повсюду. Маркитантки щедро разливали по кружкам водку и весело взвизгивали, когда солдаты похлопывали их по крепким попкам; то тут, то там раздавались песенки фривольного содержания. Армия ела, пила и развлекалась перед неизбежным завтрашним сражением. На снятых кирасах и касках с султанами играли красноватые блики костров. Люди укладывались спать под звездным небом и охраной немногочисленных, к тому же подвыпивших часовых. Те старательно таращились в темную равнину, но ничего там не видели. Кому-то удалось найти немного муки, бутылку вина, кто-то поймал забытую утку — трофеи были невелики, потому что крестьяне вывезли почти все: домашнюю птицу, мелкую живность, съестные припасы и вино.