Битвы по средам

Шмидт Гэри

Шестой. И обещал ты, что работа К шести часам закончится.

Я раскинул руки пошире и попытался представить, что стою не в обычной одежде, а в ниспадающем одеянии с широкими рукавами… Я — Просперо.

Да, да, мой дух. Скажи мне — что король и свита?

У меня получалось сносно, даже грозно. Мистер Гольдман снова захлопал в ладоши,

и его снова окутала мерцающая на солнце мучная пыль.

Всё в том же состоянье — пленены И сбиты в кучу и не могут выйти Из рощи липовой, что защищает От ветра келью.

Мистер Гольдман слез с табурета и протянул мне руку, которая, несмотря на хлопки, оставалась белой от муки. Он широко улыбался — так что щёки его превратились в две округлые булочки.

Вот так я попал в труппу Шекспировского театра Лонг-Айленда и получил роль в спектакле, премьера которого состоится в следующем месяце, под Рождество.

Ещё я получил двадцать два пирожных всего за два доллара и сорок пять центов. Даже двадцать четыре, потому что они продаются дюжинами.

И это было здорово!

Когда в понедельник я вошёл в класс, стало понятно, что, не будь у меня в руках длинной коробки с пирожными, мне несдобровать. Данни Запфер, Мирил-Ли, Дуг Свитек и Мей-Тай точно бы вырезали у меня из груди по «фунту мяса». Я поставил коробку на полку у окна и снял крышку. И все увидели двадцать четыре пирожных с кремовой начинкой. Румяных, кругленьких, воздушных… Каждому по пирожному. На большой перемене.

Миссис Бейкер их тоже увидела. И ничего не сказала. Но масляно-ванильный аромат профитролей витал в воздухе и дразнил нас весь урок. Даже миссис Бейкер украдкой посматривала в конец класса, и ноздри её слегка раздувались. Данни то и дело оборачивался и улыбался мне, довольный и счастливый. Мирил делала вид, что пирожные её нисколечко не волнуют. Прикидывалась, как всегда. Она же известная притворщица.

До большой перемены мы дотянули с трудом. Спятили бы, наверно, если б пришлось ждать ещё один урок. Даже миссис Бейкер не скрывала нетерпения. Но наконец, наконец, наконец-то школьные часы пробили полдень! Мы кое-как протолкнули в горло положенные бутерброды, и Данни направился к коробке с профитролями. Румяными, кругленькими, воздушными… Он приближался к ним почтительно, даже благоговейно, но тут миссис Бейкер произнесла:

— Погодите, мистер Запфер.

Данни воззрился на неё так, словно ему не дали забить верный гол.

Мирил посмотрела на меня так, словно заминка вышла по моей вине.

— Пир переносится на конец перемены, — сказала миссис Бейкер. — Пока идите гуляйте, а после возвращайтесь на пару минут пораньше и разбирайте пирожные.

— Спорим, она себе три шутки возьмёт, пока нас не будет? — громко прошептал Дуг Свитек.

— Ошибаетесь, мистер Свитек, — отозвалась

миссис Бейкер. — Она не возьмёт себе три штуки. Ей сейчас нужно быстро съездить в собор Святого Адальберта и поставить свечку. Она вернётся к следующему уроку. А сейчас — все на выход. Побыстрее.

Мы вышли из класса.

День был, конечно, ноябрьский. Холодный и серый. И всё вокруг, разумеется, было серым: небо, воздух, трава, моросящий дождик. Серость и тоска. Мы не бегали, не играли, а стояли, сбившись в кучки, продрогшие и немного голодные, потому что бутерброды мы проглотили наспех, а в классе нас ждали двадцать четыре пирожных с кремовой начинкой. Румяных, кругленьких, воздушных…

— Будут невкусные — пеняй на себя, — угрожающе сказала Мирил.

— Не беспокойся, вкусные, — ответил я.

— Будут несладкие — пеняй на себя, — чуть изменив угрозу, проговорил Данни.

— Не беспокойся, сладкие, — ответил я.

Когда до конца отведённого на отдых часа оставалось семь минут, Данни Запфер объявил, что это предел, ждать больше невозможно, и даже если миссис Бейкер ещё не вернулась, мы всё равно заслужили наши пирожные. Мы всем классом ринулись в школу — как лавина, как смерч, как цунами — через две ступеньки, на третий этаж, к двери…

И замерли.

На полке, в развороченной коробке с остатками пирожных, посреди кремового месива стояли Калибан и Сикоракса. Стояли на задних лапах, а в передних держали кусочки румяных, кругленьких, воздушных профитролей. Крысы крутили мордами, перепачканными ванильным кремом и сахарной пудрой. Их плешивые животы тоже были измазаны кремом. И длинные голые хвосты тоже.

В этот момент подошла миссис Бейкер и заглянула в помещение поверх наших голов. Крысы оскалились и клацнули жёлтыми зубищами.

А миссис Бейкер неожиданно закричала:

— Пади на вас все жабы, гады, чары Сикораксы! Багряная чума вас задави! К чертям идите!

Последнее проклятие я, кажется, тоже видел у Шекспира, но как-то не догадывался пристегнуть его к предыдущим.

Сикоракса и Калибан прекрасно поняли, куда их послали. Они торопливо выбрались из вязкого крема и перепрыгнули на батарею. Затем мы услышали, как они лезут вверх по трубам, топочут по потолку и — тишина.

Долгая, ничем не нарушаемая тишина.

Потом Мирил повернулась ко мне.

— Ты всё равно должен нам профитроли.

— Десять день, — подхватила Мей-Тай.

— Десять дней? — переспросил я в ужасе.

— Три недели мы тебе уже давали, — заявил Данни Запфер. — Теперь десять дней, не больше.

— Десять дней, — повторил я.

— Мистер Вудвуд, что ж вы всё повторяете? Это не тот случай, когда «повторение — мать учения», — заметила миссис Бейкер. — Принимайтесь-ка за уборку.