Битвы, выигранные в постели
Шрифт:
Разрешение на развод Мао с Хэ было получено в 1939 году, когда Мао удалось убедить многих членов ЦК, что психика Хэ не вполне здорова. Хэ была направлена в Москву для психиатрического лечения, но улучшения её состояния не наступало. Затем её направили на постоянный отдых в комфортабельный дом в Шанхае, оплаченный правительством, но она так и не поправилась полностью.
Обязательным условием женитьбы стало обучение Цзян Цин в партийной школе. Заместителем начальника школы был Сан Шен, правая рука Мао. Цзян Цин не смогла обделить своим вниманием столь влиятельного человека.
Цзян Цин и Мао поженились в 1939 году. Они не
Однако сплетни вынуждали Цзян Цин не показываться на глаза публики. Она стала идеальной коммунистической домашней хозяйкой. Доступ к власти по-прежнему происходил через секс. Она говорила всем и каждому, что Мао великий любовник, и всё его окружение знало, занимался ли он любовью прошедшей ночью.
Мао не мог долго любить одну женщину, особенно ту, с которой не сходился темпераментом. Уже к 1949 году между ним и Цзян Цин наступило охлаждение. В марте он послал Цзян Цин в Москву, а сам направился на Ароматные Холмы с актрисой по имени Ю Шань. Она была сестрой Ю Кивея, бывшего мужа Цзян Цин. Кивей не считал Цзян Цин идеальной женой вождя, который стал к тому времени правителем Китая. Его сестра была более культурной, цивилизованной и превосходила Цзян Цин по всем статьям.
Однако Ю Кивей неправильно оценил ситуацию. Мао отдавал предпочтение крестьянским девушкам. К тому же вернувшаяся из Советского Союза Цзян Цин быстро восстановила своё положение в домашнем хозяйстве Мао.
В том же 1949 году у Мао обнаружили простатит. Врач установил бесплодность его спермы. Он имел несколько детей от трёх жён, и старшему из них было пятнадцать. Следовательно, Мао стал стерильным в возрасте сорока пяти лет.
Мао Цзэдун был мнителен и болезненно подозрителен. Много лет у него служил парикмахер Ван Хой по прозвищу Большая Борода. Проверенный и преданный человек был обвинён в том, что намеревался убить Мао с помощью бритвы.
Мао Цзэдун вызвал брадобрея, который стриг и брил его чуть ли не три десятка лет, и предложил тому во всём сознаться. И действительно, тот бросился на колени и со слезами на глазах признался, что собирался убить вождя.
«Тогда почему ты этого ещё не сделал?» — спросил Мао. Ван Хой ответил, что ждал прихода гоминьдановских войск. «Но если бы они пришли, — сказал Мао, — то убили бы меня и без твоей помощи».
Мао потребовал, чтобы Ван Хой рассказал всю правду, и тот поведал, что во время допросов следователи лишали его сна в течение нескольких суток и вынудили возвести на самого себя напраслину, признаться в заговоре против Мао. А так как Мао Цзэдун панически боялся допускать к своему лицу нового человека с острой бритвой, он, убедившись, что Ван Хой предан ему как собака, без боязни вернул брадобрея.
О нравах, царивших в окружении вождя, говорит и то, что его покои прослушивались. Мао случайно узнал об этом, вызвал начальника охраны, секретарей и устроил всем головомойку. Тогда, чтобы успокоить «кормчего», ему стали внушать, что его, мол, прослушивали, дабы собрать материал для истории партии, На что вождь прорычал: «Так что, на меня уже собирают материал, чтобы очернить, как Хрущёв очернил Сталина?!» И приказал немедленно демонтировать подслушивающие устройства, а магнитофонные ленты сжечь.
Он, конечно, понимал, что приказ о прослушивании мог исходить только от руководителей самого высокого уровня,
Ему чудились заговоры. Он считал, что его хотят убить или извести. Заставлял проверять пищу и даже выписал для этого консультантов из Советского Союза. Однажды ему показалось, что его плавательный бассейн отравлен. В другой раз померещилось, что лихорадка, которой заболел, вызвана ядом, пропитавшим гостевой дом, где он остановился.
Из-за его подозрительности нередко страдали невинные. Так было в политике, так же было и в его личной жизни. Безо всяких колебаний он избавлялся от людей, которые, как ему казалось, не так на него посмотрели или не так что-то сказали.
Нет сомнения, Мао Цзэдун обладал выдающимися способностями коварного политического интригана. Он создал режим под стать своему характеру и представлениям о том, каким должно быть будущее Китая — страны, где восторжествует коммунистический рай. Самому ему не трудно было это вообразить, поскольку он уже жил в этом самом раю.
К шестидесяти Мао начала утомлять сексуальность Цзян Цин. Среди приближённых был профессиональный сводник Кан Шэн, сделавший партийную карьеру тем, что поставлял Мао красивых и опытных женщин. Кан Шэн кроме того собрал эротическую библиотеку для Мао, которая по числу экспонатов превосходила подобные собрания древних императоров. Во время культурной революции Кан Шэн грабил официальные музеи, чтобы пополнить коллекцию Мао.
Любимой темой разговоров «красного императора» был секс и сексуальная жизнь других. В 1954 году Мао сокрушил Гао Гана, который сосредоточил в своих руках такую власть, что Сталин называл его «королём» Маньчжурии. Мао обвинил его в создании «антипартийного союза», и тот покончил жизнь самоубийством.
Но казалось, Мао не очень интересовали детали политической угрозы, которую представлял Гао Ган. Его привлекла сексуальная жизнь Гао. О нём говорили, что он имел сексуальные отношения более чем с сотней женщин.
Привычки самого Мао не отличались сдержанностью. Одним из его любимых развлечений было плавание в бассейне, заполненном множеством обнажённых девушек.
Вначале Мао был осторожен. Его личный секретарь Е Цзилун подбирал женщин среди работников культуры, в подразделениях центрального гарнизона, в службах быта. Они были молодыми, не слишком образованными и фанатически преданными председателю Мао. Девушки находились в доме Е, пока Цзян Цин благополучно засыпала. Затем их тихо проводили через специальный переход в спальню Мао. Утром, перед пробуждением жены, их выводили обратно.
Во время высших партийных съездов специальная комната выделялась рядом с «Большим залом народов». Политотделы армии и компартия поставляли красивых девушек с безупречными анкетными данными. Им говорили, что они станут танцевальными партнёрами Великого вождя в бальном зале. В действительности они обслуживали его в постели. Но многие из партийных чиновников рассматривали это как большую честь и предоставляли своих дочерей и сестёр.
Все они не угрожали благополучию госпожи Мао до тех пор, пока не появилась молоденькая медсестра, с которой Мао, пренебрегая условностями, осмелился показываться на публике. В Шанхае престарелый вождь взял её с собой в привилегированный клуб для высших партийных чинов.