Битвы за корону. Прекрасная полячка
Шрифт:
— Счас ратники княжеские им покажут, — предвкушающе раздалось из гущи людей.
Но я в который раз сегодня — невезение продолжалось — не успел оценить всю многогранность талантов юной вдовы. Да и кто бы на моем месте сумел предугадать, что она сделает ответный ход столь быстро. Словом, когда мои ребята находились в десяти шагах от поляков, раздался звонкий голос Марины:
— Немедля остановись, ясновельможный пан! — А тон столь суров, что незнающий человек нипочем бы не догадался, что дамочка обращается к родному папашке. — Остановись, сойди с коня и пройди к телу государя всея Руси, дабы воздать мученику
Как говорится, комментарии излишни. Лихо сработала деваха на упреждение.
Дубец замялся, но мой приказ с ее распоряжением в противоречие не входил, и он послушно принял коня у Мнишка, а прочие гвардейцы у его сына и других шляхтичей, находившихся впереди. Прочие, видя такое, слезли сами и направились к нашему помосту пешком.
Я, признаться, надеялся, что ясновельможный потолкается, если кто-то вовремя не посторонится, но толпа, действуя по принципу «К нам по-людски, и мы по-человечески», торопливо уступала дорогу к помосту.
Долго взирать на слезы пана Юрия я не собирался. Не хватало, чтоб Марина нас в очередной раз обставила, и я, толкнув в бок замершего Федора, прошептал:
— Действуй.
Тот уставился на меня телячьими глазами, искренне недоумевая, чего я от него хочу. Пришлось пояснить:
— Скажи про убийц и дай отмашку, чтоб их вывели.
Слава богу, опомнился, спохватился. Но пока он объявлял о злоумышленниках, схваченных его славными ратниками и стрелецкими полками — далее последовал перечень всех командиров, — я успел поймать недовольный взгляд Марины, устремленный на царевича. Да и губы вон как сурово поджала. Ну да, как так? Она — величество — находится тут, а распоряжается почему-то высочество.
Был и еще один взгляд, брошенный ею на меня. Но тут я, признаться, затрудняюсь с расшифровкой. Да и не до того мне стало, ибо народ взревел и кинулся на заговорщиков, не став дожидаться, когда их доведут до Царского места. Заводилой оказался Корела. Он ведь тоже сопровождал носилки с Дмитрием, но едва увидел выводимых мятежников, как метнулся им навстречу с неистовым воплем: «Бей!» И словно по мановению волшебной палочки, вслед за ним ринулись те, кто находился на площади. Мои гвардейцы еле-еле успели отскочить в разные стороны.
Признаться, я и сам не ожидал столь бурного всплеска ярости. Получается, несмотря на все царские художества, народ покойного не просто любил, но крепко любил. Вон как стараются. Один старичок явно пенсионного возраста, если бы таковой существовал на Руси — и откуда проворство взялось, — вообще вцепился зубами кому-то в нос. Когда он отпрянул от тела и выпрямился, рот его и борода были густо окрашены в алый цвет. И видать, удалось откусить — вон, выплюнул что-то себе на ладошку и теперь торжествующе демонстрирует прочим, подняв окровавленный кусок высоко над головой. Брр, силен ветеран, ничего не скажешь.
Именно в эти минуты мне и пришло в голову, что сегодняшнее действо должно стать последним. Как там Христос говорил, обращаясь к людям? Не убий? И правильно. Ни к чему поощрять самосуд, да и нет в нем никакой необходимости. Да, мстителей начала двадцать первого века можно понять — там власти, выжив из ума, по сути отменили смертную казнь, вот и приходится самим вершить справедливое возмездие. А тут у правителей с мозгами все
Да и превентивные меры надо бы принять. Так сказать, на будущее. И я, повернувшись к патриарху, которому творящееся безумие тоже пришлось явно не по душе, вон как морщится, попросил его:
— Святитель, надо бы тебе собрать всех московских священников и побеседовать с ними, чтоб они на своих проповедях в ближайшую ниделю [20] поговорили с прихожанами, что негоже нарушать Христовы заповеди. — Тот кивнул, а я добавил, продолжая укреплять наше с ним шаткое сотрудничество: — Да можешь сказать, что сам обратился с просьбой к Федору Борисовичу, дабы впредь усиливал охрану и не дозволял самочинной расправы. И он, уважая высокий патриарший сан, пообещал сделать все от него зависящее.
20
Ниделя — воскресенье.
Игнатий вновь удовлетворенно кивнул, не сумев сдержать довольной улыбки, скользнувшей по его губам. Еще бы, теперь получается, он не только радеет за души своей паствы, но и не стесняется обращаться, если необходимо, к властям и даже смело критиковать их действия. Более того, тем самым он лишний раз продемонстрирует свой авторитет перед церковными конкурентами и противниками — мол, к его мнению не просто прислушиваются на самом верху, но и идут навстречу.
Та-ак, кажется, азарт стихает, и народ выбирается из того кровавого киселя, который они тут заварили. Пора переходить к эпилогу действа. Я поднял руку. Гул утих, хотя и не сразу, да и то не до конца. Ну ничего, у меня глотка луженая, ближняя половина услышит наверняка и передаст второй, дальней.
— А теперь слушай, люд православный! — рявкнул я. — По повелению наследника престола Федора Борисовича Годунова, назначенного, как вы помните, покойным Дмитрием прошлым летом, каждый из москвичей начиная с понедельника сможет проститься со своим любимым государем в Архангельском соборе.
Фу-у! Не факт, что тем самым отныне на будущее гарантировано полное отсутствие Лжедмитриев на Руси. Все равно могут объявиться, и найдутся на Руси дураки, поверят им. Но зато наверняка ясно одно: в Москве теперь ни одному «царевичу Дмитрию», чудом спасшемуся от рук злых бояр, веры точно не будет, а это уже кое-что. Правда, прочих самозваных царских родственничков гибель государя все равно не остановит. Если уж они не стеснялись объявиться еще при его жизни, то теперь…
Да-да, я не оговорился насчет «при жизни». Не далее как пару дней назад Дмитрий в разговоре со мной вскользь упомянул о полученной им грамотке от… своего племянничка Петра Федоровича. Якобы его родила Ирина Годунова, но, страшась своего злобного братца, подменила младенца на царевну Федосью, которую Борис, не разобравшись, повелел удавить. Ныне сынок благополучно вырос, пошел на Дон, в казаки, и теперь жаждет повидаться со своим ненаглядным дядюшкой.
— Я ему и охранную грамоту выслал, чтоб следовал без промедления и ничего не боялся, — усмехаясь, поведал мне Дмитрий.