Битвы за корону. Три Федора
Шрифт:
Конечно без гула недовольства не обошлось. На отсутствие Романовых думцам было наплевать, но допустить, чтоб в церемонии венчания приняли участие все руководство Освященного Земского собора они не желали. Его глава – князь Петр Иванович Горчаков – куда ни шло. И то кое-кто бухтел, что он излиха худороден. Что уж тогда говорить про его замов – стрелецкого голову Федора Брянцева, купца Никиту Строганова и в особенности говядаря Козьму Минича.
– Искони таковского не бывало! – первым поднялся на дыбки Салтыков. – Нешто можно их к венчанию на царство подпускать?! Как смерд ни моется,
Годунов беспомощно оглянулся на меня. Ну да, кому ж и выручать, как не князю, все это и придумавшему.
– А государь иное помнит: на мужике кафтан хоть сер, да ум у него не черт съел, – выпалил я. – И не забывай, Михаил Глебович, не будет лапотника, не станет и бархатника. Проку что иной родом боярин. Приглядишься, а он делами жидовин. Но одно ты верно сказал – такого раньше и впрямь не бывало. Тут не поспоришь. Так ведь почему не бывало? А потому что обряда такого не существовало. Никто государю ни русскую землю, ни воду, ни сноп ржаной не подносил.
– Все одно: неча щетинистому рылу в пушном ряду делать. С такими рожами в собор к обедне не хаживают!
Ах ты, чёрт одноглазый – на свою бы посмотрел! Одно бельмо чего стоит. С такой харей тебе вообще лучше к людям задом повернуться – всё симпатичнее.
– Неладно скроены, да крепко сшиты, – сдерживая раздражение, парировал я. – И пускай одеты просто, зато на языке речей со сто.
– Да какое со сто, когда они и двух слов не свяжут, – вставил словцо Головин.
Ну, сын ворюги, погоди!
– Иной речист, да на руку не чист! – полетело от меня в ответ. А вдогон и напоминание, кому именно принадлежит предложение вооружить горожан для отпора крымскому хану. Даже не мне, хотя я и являлся в ту пору верховным воеводой, но говядарю Кузьме Миничу.
Не знаю, удалось бы мне в одиночку переспорить половину думцев (вторая половина благоразумно помалкивала), если бы не Годунов. Некоторое время он помалкивал, не принимая никакого участия в перепалке, но затем, поманив к себе Власьева, сказал ему что-то на ухо и тот торопливо ушел. Все моментально притихли, припомнив недавнее. Почуяв недоброе, осекся, вопросительно уставившись на государя и Татищев, только что не стесняясь в выражениях с жаром упрекавший меня в «излишнем ласкательстве худородных». Федор невозмутимо подтвердил догадки сидящих:
– С воеводами-то в сибирских острожках по-прежнему худо, так чтоб не позабыть, я и повелел Афанасию Ивановичу сызнова список мне принести. Прошлый-то я куда-то затерял и теперь не упомню, кому куда ехать повелел. Ну да ничего, мы его заново составим, а опосля того, как мы с князем Мак-Альпиным все имена обсудим, я ему оный список отдам на сохранение. Чаю, Федор Константиныч получше меня сумеет его сберечь и с ним такой оказии не приключится.
Вот так. Яснее и не намекнешь. Причем одновременно и на то, что первые из перечивших вроде как помилованы, и на то, что теперь никому на амнистию рассчитывать не стоит.
Годунов же, явно довольный произведенным эффектом, обратился к Татищеву, ласково улыбнувшись ему:
– А ты чего умолк-то, Михайла Игнатьич? Продолжай сказывать-то,
– Да я вроде обо всем поведал, – неловко передернул тот плечами.
– Не о чем, выходит, более говорить? – уточнил Федор и, дождавшись утвердительного кивка окольничего, столь же ласково предложил: – Ну а коль не о чем, тогда ступай отсель. Отпускаю я тебя… ныне. Денек прохладный выдался, вот и охолонись, стоя на Красном крыльце. Да Салтыкова с Головиным тож забери. Я чаю втроем вам веселее будет.
– Изгоняешь, государь?
– Что ты, что ты! – торопливо замахал на него руками Годунов. – Напротив, уберечь хочу. Эвон, не иначе, как руда тебе в голову ударила, ежели ты на моего князя, верного из верных, напустился. А за посрамление имени мне надлежит спрос строгий учинить, вот я тебя от спроса ентого и спасаю….
Что касается Романова, то я даже не успел спросить Годунова, куда он делся – Федор сам, в тот же день приехав ко мне на подворье, рассказал о причине его отсутствия. Оказывается, не угомонился боярин, и пока я отсутствовал, все-таки попытался на меня наехать, но тщетно.
– Я ему таковскую отповедь молвил, – чуточку хвастливо рассказывал Федор. – Дескать, ежели еще разок хоть одно словцо худое про тебя из его уст услышу, не миновать ему опалы. Ну и прочие вслед за мной тож на него напустились. Вот он и прихворнул. Не иначе, как с горя.
Я удовлетворенно кивнул, вновь вспомнив про мгновенье, которое прекрасно. Одно жаль – замахнулся-то Годунов здорово, но бить не стал, в смысле в Сибирь на воеводство его не отправил. Хотел я аккуратненько намекнуть на логическое продолжение, но неожиданно вспомнился Малый совет и как те же самые бояре дружно травили меня. Получалось, если я заикнусь об опале Романова, то сам окажусь в их стае, чего мне совершенно не хотелось. Опять-таки в скором времени боярину все равно придется ехать на южные рубежи менять Трубецкого. Тогда тем более опала успеется.
Но я уже говорил – не бывает в жизни вовсе без проблем. Вот и в мою бочку с медом все-таки затесалась ма-аленькая ложка дегтя. Впрочем, что я? Ворчание митрополита Гермогена будто Русь в пост оскоромилась (гулеванили-то по случаю ухода татар еще в Петровский пост), и на чайную ложку дегтя не тянут – капля, не больше. Но добился своего владыка, засобирался Годунов на богомолье в Троице-Сергиевскую обитель. Причем, опять-таки по настоянию Гермогена, поездку он наметил на ближайшие дни, чтоб успеть очиститься от скопившихся грехов до предстоящих торжеств.
Впрочем, Годунов клятвенно обещал не задерживаться надолго. Пара дней туда и пара обратно, ну и три дня там. Меньше никак нельзя, ибо помимо молебнов и прочих богослужений заодно надлежит вникнуть в нужды обители и оказать кой-какую помощь. Итого седмица, не больше.
Памятуя о том, что в разорении монастыря отчасти есть и моя вина, хоть и нечаянная, я не поскупился, заявив о готовности пожертвовать из собственных средств тысячу рублей. Учитывая, что помимо них обители причиталось еще десять тысяч из суммы, забранной мною у хана, получалось, восстановить погибшее в огне монахи смогут довольно-таки скоро.