Бизар

Иванов Андрей Вячеславович

– Я отнесу это в полицию, – сказал старик, заботливо складывая бумагу, – приложу мое объяснение, попрошу, может быть, они разрешат… Будем надеяться…

В полиции некоторое время думали. Потом пошли мне навстречу. Им, наверное, было интересно; решили попробовать отвезти меня в российское посольство, чтобы посмотреть на реакцию русских. Они сами обо всем договорились. Все тот же переводчик сам пообещал по телефону. «Вот, так, да, все будет, как надо… Устроим. Сделаем на высшем уровне», – проговорил он. Я просто видел его на том конце. Он облизывался и потирал ладони. Ему не терпелось съездить посмотреть на посла. Ему хотелось везде побывать, все увидеть.

Через день он пришел за мной весь напудренный. С зачуханным ментом. Переводчик сказал мне:

– Ну что, готов? Как денди лондонский одет?

Был ослепительно красивый день. Кусты дрожали, пугливые воробьи сквозь них проносились с визгом. Деревья сеяли панику, царапали воздух, чертили сигналы, как глухонемые! Порывы ветра подхватывали и несли на крыльях всякую дрянь. Убегала за угол дорожка, а там: кусты, парк, забор… Рвануть бы сейчас… Но я сделал шаг и оказался в машине.

Меня повезли в посольство; заместитель посла выкроил пять минут.

Постояли возле ворот. Полицейский звонил. Долго не отвечали. Затем спросили что-то. Переводчик в микрофончик четко произнес: «У нас назначена аудиенция… По поводу…» – и произнес мое имя. Некоторое время не открывали. Все-таки вышли. Усталая и раздраженная женщина.

– Мы уже закрываемся, – скрипнула с раздражением.

Переводчик с настойчивостью сказал, что нам назначили это время! Она нервно впустила. Под ногой захрустел щебень.

Датчане цокали языками, меж собой говорили:

– Пришли вовремя!

– Так русские же, что ты хотел?

– Все равно поразительно!

– Так всегда у русских…

– Как так можно жить?

На каждой ступеньке они обменивались саркастическими ремарками:

– И на хрена такой роскошный особняк посольству?..

– Россия – большая страна…

– А, понимаю: большой стране нужен большой особняк даже в маленькой стране.

– Чтоб все чувствовали руку Кремля.

– Хи-хи-хи…

– У русских все так.

– Мавзолей с мумией Ленина…

– И парады круглый год…

– О да, парады оловянных солдатиков…

– Хи-хи-хи…

– Вот на что они тратят деньги…

– А народ к нам бежит…

– О да!

Мы вошли в просторную залу. Но оказалось, что это прихожая. Длинная малиновая дорожка и длинный до блеска натертый стол с дюжиной стульев. В стенах громадные зеркала, которые меня сделали маленьким и жалким. Была приоткрытая дверь в еще более просторные покои – просто царские, – туда нас не впустили. Заместитель посла к нам вышел в сопровождении молчаливого субъекта с руками за спиной и плотно сжатыми губами и тенью на веках. Переводчик начал было пляску слов, но заместитель посла, не дав ему возможности распушить перья, поздоровался со мной, сел передо мной, указал мне на стул, раскрыл папку, погрузился в бумаги – наверное, инструкции. Попросил меня назвать имя, адрес, причины и прочее… Я заговорил… Он слушал, уронив голову на руки, локти стояли на столе, отгораживая бумаги ото всех. Я почувствовал, что он засасывает меня, отгораживает от датчан, вокруг меня словно возник ореол, или козырек, я даже не слышал, как датчане подле меня сели, стали посматривать на стены, потолок, шептаться. Я их не видел. Они вдруг стали таять. Мне это понравилось. Я вдруг подумал, что он мог бы меня принять под свое крылышко, хотя бы чтоб поиграть в шахматы, выпить и поболтать о том и о сем. Глупости, очень скоро я понял, что он просто ничего не хотел делать, говорить с этим дурнем-переводчиком ему было столь же утомительно, как и пить со мной водку или играть в шахматы. Он ничего не хотел делать совсем. Он был выжат как лимон. Серая личность в коричневом пиджаке. Донельзя неприметная внешность. Матовая кожа. Посредственные черты. Легкая седина. Редеющий волос. Челка, перекинутая с одной стороны узкого черепа на другую. Две морщины на лбу. Ничего не выражающий нос. Прямой, как линейка. Перед ним можно было поставить равно как чертежную доску, так и корову подвести для прослушивания. С такой внешностью он мог бы быть кем угодно. Электриком, монтером, учителем химии, предпринимателем, писателем, капитаном корабля или милиции – кем угодно вообще! Универсальный человек. Он подходил на любую должность, мог перевоплотиться в кого угодно. В нем было все. И в каждой роли он был бы идеальной посредственностью. Безупречным бездельником. В любом кабинете, в газетном ларьке, часовой мастерской, библиотеке, в провинциальном театре. Узенькие глазки, узенькие плечики, впалая грудь, словно втянувшая дыхание. От кончиков ногтей был заместителем. Кого угодно! Сам был тенью и из тени произрастал. Как водоросль из пруда вынутая, омут в нем ощущался: холод, мрак… Если такой тип тебя встретил, можно разворачиваться и идти вешаться! Это был дохлый номер, который ему велели отбыть. Это был человек, который отказывает. Он бросил в меня бездушный взгляд своих бесцветных глаз, запустил руку в мою душу, ничего не нашарил, никаких документов, на основании которых можно было бы сделать для меня визу в Россию…

– К тому же уголовное дело, – перебирая пальчиками, как муха, сказал он, понизив голос и опустив уголки рта, с каким-то упреком на меня глядя, наклонив голову. – К тому же, – прочистил он снова горло, повысив тональность, – почему, собственно, сейчас опомнился-то? Позвольте-ка полюбопытствовать! Все русские в Эстонии имели свой шанс получить российское подданство… до какого там числа? – спросил он в сторону и, незамедлительно получив из пустоты (как по незримому телеграфу) сообщение, назвал дату… – А вы? Зачем-то сделали этот более чем странный выбор. Паспорт иностранца, сомнительный документик… К тому же даже его у вас нет на руках. Ну и что же, по-вашему, мы можем сделать? Чем мы вам можем помочь? Вы-то хоть сами-то хоть сколько-то представляете? – Он картинно развел руками, поднял острые плечи, стал похож на попугая. Опять сказал: – Нет документов, никаких документов… – Помолчал и заговорил снова: – Вот если б хоть какие-то документы у вас были… На основании которых можно было бы визу худо-бедно справить… А так… Даже не знаю… Вы просите о гражданстве… Вы ведь об этом просите, или как? Вот тут вы пишете, что вас преследуют… Но чтобы вам что-то сделать, вам надо ехать в Эстонию, подавать там в наше консульство заявление на гражданство, там, со всеми документами, а не тут в Дании…

– Вы понимаете, что я не могу ехать в Эстонию?

– А вы понимаете, чего вы от нас хотите? Я, конечно, могу послать ваши документы в МИД, но на это уйдет время… И потом, документов-то нету. Мне и в МИД посылать как бы нечего… Тут уж, извините, не получается… Все, что можно сделать, это послать запрос о том, чтоб наши представители проследили за тем, как будет проходить следствие и в какие вас поместят условия…

…и т. д. и т. п.

– …можем проследить за тем, чтоб ваши права не нарушались

по прибытии в Эстонию… мы можем проконтролировать, чтоб ничего с вами там не случилось… Можем сделать запрос, предупреждение… Можем проявить интерес, и та угроза, о которой вы пишете… Мы проследим, чтоб вам ничего не угрожало и все шло без нарушения прав человека… ваших прав… Можем намекнуть… шепнуть… подмигнуть… заслать кота, который прыснет где-надо… зашлем мух и облака…

…и т. д. и т. п.

Мне казалось, будто он говорит с лошадью о ее правах лошади тащить не сто пудов, а девяносто восемь. Поблагодарил его, но твердо отказался от помощи и участия в моей судьбе. Лучше не надо… Нет, правда, лучше не надо… чтоб кто-то по его сигналу озаботился и стал проявлять интерес к моей персоне… нет-нет… если этот махнет рукой, меня точно изжарят!

* * *

– Теперь ты в надежных руках, – шипел в трубку Пол. – Эти люди профессионалы. И у тебя есть адвокат! Пусть пока государственный, но лучше, чем ничего! Ты уже обязан себя чувствовать человеком! Обязан! Адвокат есть. И мы тебе тоже одного подыскали. Но он еще не вошел в дело, пока знакомится с твоими бумагами. Пусть пока будет государственный. Самое главное, что они вспомнили о том, что ты – человек и у тебя, как у каждого нормального человека, есть права и должен быть адвокат. Это самое главное! Сейчас они пока играют в права человека. Даже в посольство России возили. Смотри какие! Потом в игру вступит наш толковый парень в очках. Он им навяжет наши правила игры. Они заиграют всерьез, никуда не денутся! В конце концов всегда можно обжаловать. Если тебя депортируют, мы продолжим борьбу за тебя здесь! Адвокат подаст апелляцию и, если проигнорируют, напишет в Страсбург! European Court of Human Rights!!! [86] Об этом нельзя забывать. Протокол номер семь, статья первая! – Дальше он зачитывал, как стихи, нараспев, практически под музыку: – Депортация не применяется к следующим категориям иностранных граждан и лиц без гражданства (а ты – без гражданства!..) …получивших отказ в признании беженцами либо в предоставлении убежища, утративших статус беженца или лишенных статуса беженца, и которые не могут быть высланы против их воли на территорию государства, где их жизни или свободе угрожает опасность преследований по признакам расы, религии, гражданства, принадлежности к определенной социальной группе или политических убеждений… Прямо про тебя! Держись, парень! Пусть только попробуют, и мы их поимеем. – Он, кажется, мечтал, чтоб меня кончили, чтоб тогда он всех «поимел». О, тогда он наверняка и песню про меня напишет! Весь мир услышит! – А пока отдыхай! Ты свое дело сделал. Молодец! Теперь расслабляйся! – сопел он в трубку. – Мы сделаем все, что нужно. Мы скоро приедем. Уже собираемся. Навестить тебя. Жди нас! Не делай глупостей! Принимай лекарство! Позволь врачам позаботиться о тебе. Запомни, эти люди специалисты. Доверься им! Этим можно довериться. Почаще ходи в душ. Стой под душем, подставляй шею и плечи. Это снимает стресс!

86

Европейский суд по правам человека (англ.).

Несколько раз повторил: «Душ, душ и еще раз душ! Пять раз в день!» Расписал, как надо поливать себя струями, какую часть подставлять под напор, сколько минут, в какие часы… В его словах слышалась зависть. Я мог бесплатно мыться в душе! В любой момент вошел в кабинку и – помылся! Благодать! Дангуоле заметила, что у них там опять ничто не работает. Полный развал. Даже стена, которую я выстроил в гараже, рухнула… а дверь вообще едва болталась на одной петле! Они там так ничего и не починили. Белки бесятся на чердаке. Сквозь дыры в крыше летают ласточки, на стенах мох, по полу стелется вьюн. Не то что душ, воды в кранах не стало. Дангуоле сказала, что трубы забило и унитаз прекратил работать, дерьмо поднималось и поднималось, заливая весь туалет, приходилось черпать. Они ездили к соседу; пили кофе, чай, Пол пил пиво, а потом хитро спрашивал: «Has everybody played bagpipes yet?» [87] , – если все успевали сходить в туалет, они уезжали. Соседу не говорили, зачем они приезжали, он оставался в неведении. Пол с ним говорил о Милошевиче, о Северной Корее, голоде в Африке… Он умел говорить о голоде, как никто другой, с воодушевлением; наверняка лучше ирландцев о таких вещах никто не умеет говорить. О ванной и разных душевых кабинках он тоже отлично говорил, о том, какое благотворное воздействие имеют струи на психику человека, чувствовалось, что скучал он по цивилизации: подставить свои плечи под струи, отмыть свою гриву… или хотя бы представить, как это делаю я. Он буквально толкал меня в душ.

87

Все поиграли на волынке? (англ.)

– Сейчас я вешаю трубку, а ты прямо иди и прими душ! Да, и еще… Чуть не забыл. Много не кури. Курение не помогает. Наоборот, ухудшает сердечную деятельность, и тебе становится только хуже. И перестань голодать! Ешь, в конце концов! Ты уже месяц не ел! Можешь начинать! А теперь я вешаю трубку, а ты – идешь в душ!

Пол и Лайла привезли с собой Дангуоле – шоколад, бумага, конверты… Лайла сказала, что теперь уже все точно будет хорошо. У них возникла великолепная идея: мы с Дангуоле должны были немедленно пожениться.

– Муж по закону может последовать за женой, – объяснила она, – как за семьей. Они не могут отрывать тебя от семьи! А она – твоя семья, ведь так? – Все кивали, я тоже кивал: Дангуоле – моя единственная семья, куда она, туда и я. – Ты мог бы поехать в Литву. Хотя бы временно. Сделал бы там документы, а потом вернешься назад, в Хускего, и будете там жить!

Оставалось только немедленно пожениться. Они написала письмо, которое я должен был подписать.

– Оно пойдет в секретариат королевы, – сказала Лайла, – в отдел, который рассматривает брачные и бракоразводные дела и тому подобные вещи, просьбы. Иногда они способствуют ускорению судопроизводственных дел… и т. д. и т. п.