Бизнесмен

Майоров Сергей

«Лошадь» отобрала у него телефон и рявкнула так, что у меня чуть не вылетела барабанная перепонка:

– Достаточно!

– Послушай меня. – Я постарался говорить спокойно и твердо. – Не трогайте его больше. Что было, то было, но больше не надо, договорились? Если я получу его целым, то искать вас не стану. Но если…

– Ты условия ставишь, коз-зел?! Да ты у меня лизать будешь, если я прикажу, понял? Молчи в промокашку, урод! И помни о Кушнере. Чао!

О Кушнере я и не забывал. Но увязать его смерть с похищением сына удавалось с трудом. Находилось только одно объяснение: некая группа, состоящая из отморозков, не признающих понятий, получила

заказ меня опустить. Это могло быть связано только с бизнесом. Некто, командующий отморозками, рассчитывал отобрать мое дело, лишив меня помощи аналитика-финансиста и организовав проблемы в личной жизни, которые я буду вынужден решать, позабыв о работе.

Я осматривал комнату сына…

Можно сказать, кроме дивана, так и оставшегося неприбранным с момента ухода Артема в школу, и компьютера с принтером, сканером и чем-то еще, расползшегося, точно спрут, по большому специальному столу, ничего больше в комнате не было. Одинокая стопка книг – тех, что требовалось читать по учебной программе, была задвинута в самый угол.

Беременность Инги спланирована не была, просто не оказалось в нужный момент под рукой «изделия № 2». А после травм, полученных мной в армии, детей у нас больше быть не могло. Все это наложило свой отпечаток на мое отношение к сыну. Слишком многого я от него ждал, и слишком слабо оправдались мои ожидания.

Весь в делах и проблемах, я уделял сыну мало внимания. Груз воспитания волокла Инга, я же сосредоточился на построении материальной базы. Нельзя сказать, что у меня все шло гладко. До середины девяностых мыкались по съемным хибарам. С деньгами было то густо, то пусто. Несколько раз мне приходилось всерьез шхериться от ментов, и Инга терпеливо сносила ночные обыски и длительные допросы, на которых от нее тщетно пытались добиться сведений о месте моего пребывания. Дважды меня основательно продырявили, и уж не помню, сколько раз я отлеживался, харкая кровью, после неудачных разборок с чужими бойцами. Но когда Артему стукнуло восемь лет, наша жизнь слегка устаканилась, и я начал с ним заниматься. Приучил к ежедневной зарядке, стал таскать в спортивные секции, отдавая предпочтение близким мне единоборствам. Ничего не получалось! Если я не стоял над душой, то он игнорировал утренние упражнения. В школе, успевая в точных науках, он имел железобетонный «трояк» по физре; тренеры же спортсекций в один голос твердили, что задатков у него нет и, что хуже того, нет никакого желания заниматься. Я нервничал, злился. Каюсь, я, бывало, распускал руки, пытаясь наставить сынулю на путь истинный, но все было напрасно. Последней попыткой был теннис. Когда стало очевидным, что и здесь от Артема проку не будет, я сдался.

Нельзя сказать, что я поставил на Артеме крест. Ну, не вышло из парня спортсмена – бывает! В конце концов многие ни разу в жизни не надевали боксерских перчаток и не знали худшего наказания, чем игра в волейбол. Если бы дело ограничивалось только неприятием спорта, я бы пережил. Но у Артема начисто отсутствовал интерес к жизни! Казалось, оставь его одного – и не в тайге, а на улице города, – и он умрет с голода, даже не попытавшись раздобыть кусок хлеба!

Инга его защищала. Твердила, что всему виной мое воспитание. Что если бы он рос в нормальных условиях, то не было бы и половины проблем. Слова про условия меня раздражали. Я начинал заводиться и говорить, что миллионы парней живут в миллион раз хуже нашего сына, но она вздыхала: «Я не про деньги». «А про что? – кричал я. – Про что? Чего ему не хватает? Надо было его в Суворовское училище сдать,

там бы научился драться и бороться за жизнь! Подрастет – от армии отмазывать не буду!» – «Ты хочешь, чтобы его убили в Чечне?» – «Мой сын так просто не дастся!» – «Ты же видишь, как он на тебя не похож…»

Когда я, тщательно подбирая слова, объяснил, что его похитили и требуют выкуп, реакция Инги была моментальной:

– Это все из-за твоих дел.

– Ясен пень, что не из-за твоих! Ты бы предпочла, чтобы я работал на заводе? Или тренером в школе? Поверь, у них еще больше проблем, чем у нас. И значительно меньше способов с проблемами справиться…

Посидев молча какое-то время, она слегка успокоилась.

– Ты им заплатишь?

– Придется.

– И ты уверен, что после этого Тема вернется домой?

Я встал, подошел к ней, обнял за плечи. Она прижалась ко мне. Гладя жену по голове, я сказал:

– Ты пойми, это просто группа уродов, которые позарились на наши деньги. Сами заработать не могут, вот и придумали способ. Но я их предупредил: если с сыном что-то случится, достану из-под земли!

– Думаешь, испугаются?

– Малыш, в этом городе со мной пока что считаются!

– Хотелось бы верить… Господи, сначала Миша, теперь Артем. Да что ж такое творится?

– Что-то ты очень сильно по поводу Кушнера убиваешься.

– Да как ты можешь так говорить? Он ведь был нашим другом!

Я смотрел на нее и чувствовал давно забытую ревность, столь неуместную в нынешней ситуации. Инга всегда меня уверяла, что между ней и Кушнером ничего не было. Сперва я ей верил, потом засомневался. Потом снова поверил. Во всяком случае, если что-то и было, то очень давно, до моего с ней знакомства.

А если…

Сначала Кушнер, теперь Артем. Как сказал Мишкин отец, он всегда любил Ингу и не женился, потому что не мог найти девушку, похожую на него.

У Кушнера-старшего какие-то дела в Прибалтике.

Что объединяет Мишку, Ингу и Прибалтику?

Лет десять назад у нашей «бригады» были там определенные интересы, но тема быстро закрылась.

Инга родилась и окончила в Латвии школу. Там до сих пор живет ее отец, после смерти матери создавший новую семью и практически оборвавший все связи как с дочерью, так и с другими родственниками.

Мишку, Ингу и Латвию объединяют Холоновский и Муса.

Неужели нынешние события – продолжение той давней истории?

Я не мог в это поверить.

Я не видел Холоновского и Мусу с той нашей единственной встречи в конце апреля восемьдесят седьмого года. Вернее, не видел вживую. Оба промелькнули на экранах телевизоров. Холоновский – как один из активных участников избирательной кампании Ельцина в девяносто шестом. Ельцин совершал предвыборное турне и в каком-то городе, сняв пиджак, пошел отплясывать по открытой сцене. Телекамера на мгновение зафиксировала Холоновского, выглядывающего из-за кулис, а в следующем сюжете он дал короткое интервью, закончившееся призывом: «Голосуй, или проиграешь!»

А Мусу я с удивлением узнал, когда двумя месяцами позже смотрел репортаж о подписании Хасавюртовских соглашений. Отпустивший усы и бороду Муса, в каракулевой папахе и камуфляже, стоял среди чеченских полевых командиров, сопровождавших Масхадова. Его окликнули, он отвернулся и отошел, а потом мелькнул на заднем плане, разговаривающий по спутниковому телефону.

Я попытался навести о них справки и выяснил, что Холоновский считается преуспевающим столичным политтехнологом, консультирующим многих известных политиков и бизнесменов.