Black Sabbath. Симптом Вселенной

Уолл Мик

Он понял, что прошел величайшее испытание в жизни, когда оказался в новой группе — The Rest. Шел 1965 год.

— Они искали гитариста, пришли ко мне домой, мы поговорили, и я подумал: черт побери, у них у всех AC30, аппаратура и стойки Vox… и «Фендеры»! Блин, они, должно быть, реально крутые!

До этого времени единственным лично знакомым Тони музыкантом, у которого был Fender Stratocaster и усилитель Vox, был он сам.

— Мне очень нравилось, как выглядит «Страт», потому что они были у The Shadows, а с The Rest я тоже играл много композиций The Shadows. Мы играли инструменталы и песни Чета Аткинса.

На его игру, конечно, оказали влияние и другие исполнители. John Mayall’s Bluesbreakers, где играл Эрик Клэптон,

просто поразили его. «Это было… оно». Еще ему очень нравились The Big Three, ливерпульская группа жанра «мерсибит», гитарист которой, Адриан Барбер, был еще и гением электроники и сам собрал для своей группы пятифутовые усилители, которые прозвали «гробами».

Еще одним по-настоящему значительным открытием, сделанным Тони в The Rest, стал барабанщик группы, Билл Уорд. Темноволосый и крепкий, как Тони, с которым его сближала грубая целеустремленность, иногда перераставшая в откровенное упрямство, Уильям Томас Уорд был еще одним ребенком послевоенного Астона, на три месяца младше Тони и в три раза страннее. Он играл на барабанах в разных местных группах с 15 лет, но начал «бить по всяким предметам, когда мне было года четыре или пять». Денег на установку не было, так что он делал свои барабаны из картонных коробок, использованных жестянок от сигарет, «из всего цилиндрического, что хоть относительно напоминало барабан. Я сам делал себе палочки и все остальное. Вот чем я занимался в детстве». Музыка «практически постоянно звучала в доме, где я родился, на Гросвенор-Роуд. Мама с папой устраивали вечеринки. Мама играла на фортепиано, а друг семьи приходил и играл на барабанах и оставлял свое снаряжение у нас по субботам, вот тогда я и заинтересовался ударными». Когда местный оркестр Boys’ Brigade по воскресеньям проходил парадом по улицам, он не сводил глаз с барабанщика.

— Ох, блин, как я любил это все. Это казалось мне естественным.

Его родителям особенно нравился американский джаз — биг-бенды, которые возглавляли настоящие музыкальные вольнодумцы вроде Дюка Эллингтона, Гленна Миллера и Каунта Бейси.

— Вот когда я по-настоящему стал отождествлять себя с барабанщиками — мне тогда было лет десять, я слушал музыку Каунта Бейси и Гленна Миллера.

Одним из любимых барабанщиков был Джо Морелло, американский перкуссионист из «Квартета Дейва Брубека», чьи необычные размеры легли в основу таких классических произведений, как Take Five и Blue Rondo A La Turk.

— Сначала я не понимал, как ему это удается, но потом как-то сымпровизировал собственную версию.

Но больше всего на него повлиял Джин Крупа, чей лихорадочный, гиперактивный стиль и так четко заметен в лучших работах Билла.

— Джин Крупа тогда снимался в черно-белых фильмах. Я смотрел на Крупу и думал: «Блин, это просто невероятно», понимаешь? Для меня он стал настоящим пионером рок-барабанов, когда в конце сороковых и пятидесятых изменил стили в некоторых барабанных ритмах. И, слушая исторические записи Крупы, легко определить, когда именно он пересекся с рок-музыкой.

Сам Билл «пересекся с рок-музыкой» в 1957 году после выхода Jailhouse Rock, второго сингла Элвиса Пресли, вышедшего на первое место в Великобритании.

— До этого момента я слушал американские джазовые биг-бенды. По радио BBC крутили много такого. Но когда вышел Jailhouse Rock — все. Я подсел на рок-н-ролл. И до сих пор с него не слез. После Элвиса, конечно, появились The Beatles и весь этот британский феномен начала шестидесятых.

Ему было пятнадцать, когда он познакомился с Тони Айомми.

— Я играл в группе, которая искала соло-гитариста, и мы нашли Тони по объявлению. Мы меняли название каждые три или четыре дня, и тогда назывались The Rest.

The Rest зарабатывали деньги концертами, но родители Билла все равно волновались — неужели их сын всерьез решил стать музыкантом?

— Да, пришлось поговорить

с родителями, как и любому другому музыканту. Мой папа был не очень доволен. Но вот мама меня полностью поддержала. Она была по-настоящему рада.

Немало помог и старший брат Джимми: он «очень сильно на меня повлиял в плане музыки. Например, познакомил меня с Everly Brothers и всеми группами, игравшими в Бирмингеме. Я был еще совсем юным, лет четырнадцать, а он подсаживал меня на группы вроде The Redcaps, очень популярные в Бирмингеме в самом начале шестидесятых. В общем, от него я услышал много важной музыки».

Сцена в Мидлендсе была очень активной, и Билл пересекался с другими великолепными барабанщиками. Джона Бонэма он впервые увидел в шестнадцать лет в пабе в Вустершире под названием «Верфь». Будущий барабанщик Led Zeppelin тогда играл в Crawling Kingsnakes, с которыми выступала The Rest. Билл, позже ставший близким другом Бонэма, вспоминал, что его умение пить — «У него в ногах стояла пинта горького, и он периодически прикладывался, рюмка за рюмкой, но не пропускал ни одной доли» — впечатлило Билла не меньше, чем мощная игра. Еще одним его хорошим другом был Пит Йорк, тогда игравший в самой популярной группе Мидлендса того времени — Spencer Davis Group.

— Невероятный барабанщик. Пит Йорк очень меня поддерживал. Мне тогда было лет семнадцать или восемнадцать, так что, когда на тебя обращает особое внимание кто-то вроде Пита Йорка, выпустившего несколько хитов со Spencer Davis Group, это очень круто.

Билл уже тогда был перфекционистом — эту черту он называет одной из главных причин своих многочисленных расставаний с Black Sabbath, — и музыкальную связь с Тони Айомми он ощутил сразу.

— Тони был исключительно хорошим гитаристом для своего возраста. Мне доводилось работать с хорошими гитаристами, но Тони по-настоящему играл на гитаре. Так что в The Rest мы играли несколько популярных джазовых и блюзовых вещей, а остальной репертуар составляли каверы и прочее подобное. Мы тогда еще не достигли того периода роста, когда начинаешь сам сочинять. До момента, когда мы сами стали писать музыку, прошло два или три года. Но мы оба знали, что он наступит…

The Rest несколько раз пересекались с The Rare Breed, но особой любви между ними не было. Они были соперниками, а не друзьями. Гизер вспоминает, как периодически болтал с Биллом.

— Он спрашивал меня, какие группы нам нравятся, я ему говорил, а на следующей неделе они уже это играли. Так что у нас, можно сказать, были схожие музыкальные вкусы.

Воспоминания Тони о Гизере тех времен, правда, не такие приятные.

— Он всегда был не в себе. Словно постоянно кислоту принимал. Ну, блин, я видел, как он в клубе пытался заползти на стену и прочее такое. Они выступали, потом мы выступали, и он всегда казался каким-то торчком.

Обе группы, впрочем, оказались недолговечными, и когда Тони в январе 1968 года предложили перейти в Mythology, он тут же ухватился за этот шанс. Нил Маршалл играл в Peter And Gordon, чей сингл 1964 года A World Without Love вышел на первое место и в Британии, и в Америке, и это был лишь первый из нескольких трансатлантических хитов, выпущенных коллективом в следующие четыре года. Но в начале 1968 года Маршалл ушел — у него было достаточно денег и опыта, чтобы попробовать добиться успеха самому. Он взял местную группу из Карлайла под названием The Square Chex и переделал ее из типичного простенького бит-коллектива середины шестидесятых в длинноволосую, странно одетую психоделическую рок-группу, затем переименовал в Mythology и стал менять состав. Вместе с Айомми он взял вокалиста The Rest Криса Смита, чье настоящее имя было Кристофер Робин Смит, но его уговорили не упоминать среднее имя, потому что «все думали, что мы просто так прикалываемся». Через несколько недель Маршалл по совету Тони взял на барабаны Билла Уорда.