Black
Шрифт:
Пространство – это инструмент, который поможет создать механизм стагнации.
Людям надо оказаться где-то, чтобы отвлечься от всего.
Единственное действие, которое я могу себе простить – это процесс нанесения пигмента на бумагу.
Всё это произошло в одно мгновение.
Никакой хронологии. Это истинная хронология.
Ничего конкретного.
Я очень скоро убью себя.
Это как слушать одну и ту же песню на повторе.
Мне
Я рисую той же рукой, которой записываю мысли.
Бумажный мальчик.
Я иду против себя, но в этом и есть моя задача, а значит я следую за собой. Сопротивляясь я не сопротивляюсь. Это так просто, что очень легко запутаться.
Я художник, который не рисует, потому что вся моя задача – думать.
Я инопланетянин, которого ты придумала, Лили.
У неё нет даже имени, это я ей его дал. У неё нет музыкального вкуса. Она взяла его у меня. Это человек, в котором ничего нет. Пустота, которую она не видит.
Я разрываюсь между тем, подписывать работы или нет. Например, когда я хочу нарисовать очередную коробку на стене. Я боюсь, что это украдут. Хотя, будет красивее, если кто-то увидит это и будет повторять. Человек не будет знать, что этот рисунок – просто инструмент, просто деталь в моей идее.
Пусть это распространяется, как болезнь. Я не хочу присваивать пространство себе. Я просто им пользуюсь. Мне принадлежит лишь то, что я думаю. И то, что я думаю о чём-то, по отношению к чему-то. У этих рисунков нет автора. Идеи мне не принадлежат. Они вообще никому не принадлежат. Это мы, люди, принадлежим идеям. Нашими могут быть лишь объяснения всего этого.
Мама сказала, что даже не может повторить то, что я говорю, и что мои мысли слишком сложны.
Лето прошло очень быстро. Когда я переходил во второй класс лето ощущалось в три раза длиннее. Сейчас будто месяц прошёл. Наверное, для моего брата время довольно медленное. А ведь мы живём в одной временной линии.
Я погружаюсь в себя, погружаюсь в свою комнату, погружаюсь в одиночество, в этот неясный бред. Я сгорю в этом. Порой это всё, что есть. Это вечная зима, вечный дождь и неподвижное пасмурное небо. День, как сон. Я просто хочу быть один. Я в этом болоте найду красоту. В этой постоянной боли. Я буду вечно слушать музыку и ощущать, что всё потеряно. Но и терять особо нечего, на самом деле. Этот постоянный трепет. Этот вечный круг. Этот порочный цикл.
Я – это кукла из чужих ожиданий, надежд и противоречий. Как и все. Только я возведён в абсолют. Я собран из всех. Я – ваше зеркало. Я обречён нести это в себе. И я, блять, покажу вам самих себя, я покажу вам ваше лицо. Покажу каждую его морщину.
Во мне нет ничего, кроме всей этой вселенной. Из меня никогда
Я снова вернулся к себе, будто заново родился, проходя этот цикл, свой собственный цикл. Это похоже на танец. Вся моя жизнь. Всё движется и по этому стоит на месте. Я снова пишу и пишу то, что внутри. Всё, что моё.
Надо больше смотреть старых фильмов. Не полностью, только отрывки. И с книгами так же. И с музыкой. Я должен проживать чужие жизни.
Всё, чем я занят днём – жду ночь.
Мне нужен холод, тьма и дождь.
Жизнь – это театр. Это вечное отыгрывание ролей. Каждый день всё то же представление. Я сыграю все роли.
Люди это так не называют, потому они это и правда делают. Это правда театр. Я очень показушный, поэтому я и правда живой.
Будто мёртвый, нахожусь в этой скуке, в этом порочном кругу. Мы просто хотим, что бы жизнь была такой, какой мы её видим. А я и правда притворяюсь. У меня нет своей жизни. Я, на самом деле, живу чужие. Это притворство. И это по-настоящему.
Может это периоды, когда образы атмосферы закончились? Я как наркоман. Я ищу своё настроение в фильмах и музыке, в запахах и вкусах. Смотрю чужие фотографии, слушаю голоса.
Я просто наполняю себя всем этим. И это очень красиво. Порой мне так хорошо от этой красоты, что у меня даже получается заплакать. Но сейчас…мне ужасно плохо.
Мне нравиться наблюдать за тем, что скука, рутина и одиночество делают с людьми, особенно со мной.
Я помню, как наш класс начал медленно делиться на две половины. Помню, что у нас в школе было две раздевалки. Атмосфера в них до ужаса разная. Парни, девушки, люди, интимности. Это больше не дети. Новые фильтры вступили в силу. Я чувствовал себя трещинкой, которая поделила, когда-то, целый мир на две части. Или чувствовал себя на дне ущелья. Я обречён наблюдать за двумя мирами. На самом деле, я никогда их не делил. Я просто чувствовал себя чужим.
Я бы хотел быть немым.
От того, что отталкивает всех, от того, что не хочет любить кого-то. И не может.
От того, что раздираем конфликтами и противоречиями.
От того, что внутри ничего нет и верить не во что. И болеть давно нечему.
От того, что он сам себе никто.
От того, что вечно убежать хочет. Но некуда. Из головы не убежишь.
От того, что хорошее, всем на зло, не принимает, делая себе больно, сам не зная зачем.
УСТАЛ. БОЛЬНО.
Люди занимаются сексом, что бы создавать рабочих и самим лучше работать. А когда они работают, то создают лучшее условие для репродукции, что повышает качество деятельности новых людей.
Наверное, все мои взаимоотношения с людьми были пусты, чтобы однажды я обрёл те, о которых пишут в книгах. Естественно они именно такие, какими должны быть для меня. Это закономерно.
Конец ознакомительного фрагмента.