Благая Весть Курта Хюбнера
Шрифт:
"Теперь quaestio juris становится философским вопросом, ответ на который может быть найден лишь в арсенале философии, к примеру в теории науки и эпистемологии".
Мы думаем, что "quaestio juris" принадлежит Канту и теряет всякую определенность за пределами его "Критики...". Вынося "quaestio juris" за эти пределы, Курт обретает свободу рук. И, относясь к "рациональности", продолжает уже внутри этой свободы....
Он пишет:
"Интуитивно с рациональностью связаны представления о познаваемости, обосновываемости, последовательности, ясности и общеобязательной
И тут же признаёт, что...
"Конкретные формы выражения этих представлений многообразны".
Таким образом, мы вышли за рамки строгих определений и очутились в поле ИНТУИЦИИ (!).
В связи с этим приходится напомнить, что в практике свободы воли нам приходится выбирать источник волеопределения: либо рациональность, либо интуиция.... Или Хюбнер этого не знает?
Возвращаясь к его интуиции о рациональности (оксюморон!), мы видим, что она содержит еще один источник волеопределения имярека - "общеобязательную приемлемость". То есть, публичную зависимость лица, вынужденного и желающего считаться с мнением большинства своих сограждан, и пребывать с ними в консенсусе.
Наверное, такое устремление можно обосновать рационально. Но тогда оно не будет честным и обнаружит тем самым момент отчуждения имярека от общества.
Так что и в этом случае нужно выбирать между рациональностью и собственной гражданской идентичностью. Поэтому Хюбнерова интуиция рациональности оказывается в себе противоречивой.
Курт чувствует гетерогенность перечисленных им представлений о рациональности и отделяет "общеобязательную приемлемость" от "последовательности" и "обосновываемости" словом "однако" в следующей фразе:
"...очевидно, что указанные понятия являются предпосылками всякой рациональности. Рациональность понятий усматривается, ОДНАКО, в их ясности и общепонятности, что означает, что они понимаются всеми одинаково и потому могут употребляться одним и тем же образом".
Лукавство его в том, что он соединяет ясность не с понятностью, а с ОБЩЕпонятностью. Тем самым он отходит от рациональности в строгом смысле слова. Можем ли мы считать рациональным мнение толпы?
Во времена Галилея всем было совершенно ясно, что солнце вращается вокруг земли, что луна представляет собой идеальную сферу, и что тела разного веса падают с высоты на землю с разной скоростью.
Но было ли это всеобщее ясное понимание рациональным?
Наверное, да.... Ведь оно опиралось на видимые всеми наблюдаемые явления и трудовой опыт. Так что перечисленные общепринятые и общепонятные суждения были, согласно Канту, синтетическими апостериорными.
Но были ли они истинными?
Галилей сказал: НЕТ! И поплатился за это жизнью.
Теперь мы считаем суждения Галилея истинными и осуждаем Святую Инквизицию.
Но были ли его суждения ЛОГИЧНЫМИ? В том-то и дело, что НЕТ!!! С позиции разделяемого всеми "здравого смысла" суждения Галилея были совершенно АБСУРДНЫ! Они противоречили очевидному повседневному опыту. Галилея подняли на смех. Обыкновенные идиоты сочли
Итак, ошибочные представления, разделяемые всеми, были рациональны; а истинные, принадлежащие только одному - иррациональны.
В свете всего сказанного возникает догадка: а не воспринимает ли Хюбнер quaestio juris Канта напрямую? То есть, не как вопрос теории познания, а как вопрос публичного права? В том смысле, что априорное синтетическое суждение логично, если оно соответствует принятой в обществе логике.
И тогда, отнесясь к "мифическому мышлению" древних греков, Курт совершенно спокойно может говорить о "рациональности мифического", как то и заявлено им в заголовке.
Но, вернемся к тексту главы. Из этого текста мы видим, что Курт, сославшись на авторитет Канта, тем не менее, уходит из теории познания совсем в другую сферу - публичных коммуникаций. Если в теории познания истинному знанию противопоставляется ложное, то в теории общения ясности и общепонятности сообщений противопоставляется их темнота и запутанность.
Именно такое противопоставление и осуществляет Курт, говоря о рациональности в следующих словах:
"Рациональность понятий усматривается в их ясности и общепонятности.... Этому противостоят неясность, запутанность, возможность произвольного истолкования или неоднозначного употребления".
То, что мы верно истолковали здесь позицию Курта Хюбнера подтверждается определением, которое он дает описанной им рациональности. Он пишет:
"Поэтому я назову рациональность, которая основывается на ясности и общей приемлемости понятий и построенных из них суждений, семантической интерсубъективностью".
Слово "интерсубъективность" указывает на общение, или коммуникацию.
В то же время оно редуцирует заявленную было всеобщность в форме "общепонятности" от публичности к психологичности, поскольку Курт говорит не о лицах - тогда речь бы шла о межличном общении - а о СУБЪЕКТАХ (!).
И этим возвращает нас к теории познания, которой принадлежит понятие субъекта в паре с объектом.
Однако, это уже не декартова теория познания, поскольку субъекты здесь не только познают, но - сообщаются друг с другом. Соответственно и "объективность" модернизируется. Теперь "объективность" означает "интерсубъективность".
Эту модернизацию задолго до Хюбнера описал Казимир Малевич в своей статье "О субъективном и объективном в искусстве или вообще".
Он пишет, в частности:
"... под субъективным мы можем разуметь такие явления, которые восприняты субъектом, восприятие которого еще не усвоилось рядом с ним другим субъектом, и если допустить существование субъективного познания, то оно прежде всего может существовать только тогда, когда субъект не высказал своей точки зрения на явление; если же субъект решил высказать свое восприятие от явления другому, то уже его субъективное познание становится объектом для другого и с этого момента становится познаваемым и потому лишается субъективности".