Благими помыслами
Шрифт:
— Да ну, это же ты предлагаешь украсть у них очень дорогостоящие ингредиенты, воровать плохо… даже, если и у воров, — засомневался парень, который последние несколько лет только и мечтал, чтобы стать экспедитором тайной канцелярии и бороться, в том числе, и с воровством тоже.
— А если я скажу тебе, что эти ингредиенты, в числе всего прочего, тоже были украдены из сокровищницы не то шахиншаха Персии, не то вообще какого-то индийского магараджи?
— Тебе-то откуда про это знать? — Усомнился в сказанном демоном-хранителем Андрей.
— Подслушал, конечно же, — осклабился демон,
— И что ты предлагаешь? — Пошел частично на поводу у демона поборник законности. — Я вообще-то как бы на службе состою. Если хочу, чтобы после завершения практики меня все-таки взяли в тайную канцелярию, манкировать днями прохождения практики никак не могу.
— Так и не надо, — махнул рукой Илон в сторону своего патрона, — просто отпусти меня посмотреть, что там, да как. Добытое человек Купца везет из столицы в Александров на поезде. Еще двое суток будет ехать. Номер вагона и купе я из разговора разбойников подслушал. Просто доберусь до одной из промежуточных станций, дождусь поезда и все сделаю. А ты, хозяин, ходи себе и дальше на свою службу.
— Только, чур, не убивать, — все же поставил ограничение Рябов, соглашаясь с планом, предложенным его демоном. В конце концов, украсть у вора украденное, наверное, не такое уж большое преступление.
И снова утро, и снова очередная планерка у Павла Никитовича. Вот, вроде, и серьезные люди собрались, а все время до начала собственно заседания то один то другой полицейский чин проходился соленой шуткой по писарю Жаднову, отчего тот только краснел, да старался ужаться на своем рабочем месте, чтобы стать как можно более незаметным.
Андрей Рябов тоже поглядывал на писаря с интересом. Гадал, сразу ли Илон отправился выполнять придуманное им самим поручение или все же выкроил несколько минут времени и зарядил писаря чем-нибудь этаким.
Однако заседание началось, а с писарем все, как будто, в порядке. Очевидно, все же демон счел еще одно издевательство над несчастным слишком незначительной причиной, чтобы задерживаться в городе на лишнюю пару-тройку часов.
Очень похоже, что изначально и сам Жаднов всерьез опасался чего-то, что могло с ним произойти на планерке у начальника, поскольку, по мере продолжения совещания, плечи его постепенно расправлялись, и на мир он начинал поглядывать со все большей уверенностью.
И вот тут у практиканта взыграло, очевидно, многолетнее общение с пакостником-чертенком не прошло для него даром. Не должен вредитель-писарь за свое предательство отделаться так уж легко! Кисть руки Андрея, словно сама собой, выписала знакомую конфигурацию….
— Ик! — Громко «произнес» писарь, вторя одному из самых пафосных пассажей Павла Никитовича, которыми тот изо всех сил пытался
Полицмейстер прервался, посмотрел с укором на в очередной раз проштрафившегося писаря….
— Ик! — Громче прежнего выдал тот, вжимаясь от взгляда начальника в свой стул.
— Жаднов, ты смерти моей хочешь? — Самым несчастным голосом вопросил начальник.
— Ик! — Согласился с этим предположением подчиненный и добавил: — ик! Ик!
— Пошел вон, скотина! — Взорвался всегда спокойный и корректный главный городской полицейский.
После изгнания писаря, однако, что-то застопорилось у Павла Никитовича, пропало вдохновение. С хмурым лицом сам начал опрашивать полицейских начальников рангом поменьше о поступивших к тем новых сведениях. Тщетно. Один за другим все присутствующие признались, что ничего нового по части информации о лицах, злоумышлявших против ближайшего родича императора, в их распоряжении не появилось.
— Все свободны, — наконец произнес долгожданные слова его высокопревосходительство и отчего-то добавил: — Жаднов, зар-раза….
С чувством небывалого энтузиазма весь народ поспешил на выход, по своим рабочим местам. В самом деле, помещение с гневным начальником — вовсе не то место, в котором его подчиненным хочется оставаться хотя бы лишнюю минуту.
— Андрюша, а ты задержись на минутку, — окликнул Рябова полицмейстер, когда тот вместе со всеми прочими совсем уже было собрался выйти из душного помещения на свежий воздух.
— Слушаюсь, ваше высокопревосходительство, — отчеканил Андрей, возвращаясь на один из стульев возле стола Павла Никитовича. Сел и замер, изображая полнейшее внимание к персоне начальника.
— Ты как, практикант, все еще интересуешься обстоятельствами того жертвоприношения? — Вместо того, чтобы сразу изложить, с какой целью он позвал Рябова, поинтересовался Павел Никитович.
— Интересуюсь, ваше высокоблагородие! — Выпучив глаза, согласился молодой человек.
— И снова минус тебе, практикант, — укорил полицмейстер, — в данный момент мы уже не на люди, поэтому тебе следует обращаться ко мне по имени, отчеству, раз я тебе когда-то такое право предоставил. Учись благородному этикету, практикант, тебе ведь в твоей будущей карьере предстоит вращаться именно в обществе, а не где-нибудь в околотке, среди нижних чинов.
— Виноват. Исправлюсь. — А вот эта фраза, по представлению выпускника училища тайной канцелярии, являлась общей, как в официальной обстановке, так и в подобной, условно неофициальной. В самом деле, нареканий на нее со стороны полицмейстера не последовало.
— Так вот, касательно дела, из-за которого я тебя задержал. — Господин надворный советник принялся копаться среди стопки бумаг на своем столе. — Ага, вот. Ко мне вчера вечером доставили записку от стряпчего Ве-ли-ко-цер-ков-цева, — фамилию отправителя полицмейстер зачитал с извлеченного из бумажной кучи конверта, по слогам, — у него там при оглашении завещания открылись какие-то обстоятельства, которые он счел представляющими для нас интерес.