Благочестивые вдовы
Шрифт:
В своей комнате Катрин таким же манером обошлась с этническим декором хозяйки: плетенок, статуэток и сушеных тыквочек заметно поубавилось, вместо них на подоконниках красовались орхидеи, по книжным полкам расселись каменные кошки.
Когда квартира стала больше походить на жилье в нашем понимании, я вышла купить что-нибудь на ужин.
После тяжелого дня мы сидели на кухне, наконец-то наслаждались уютом и покоем, жевали крендели с маслом, пили кофе.
– Задним умом все крепки, – сказала Катрин и облизала сливки с усов. – Когда я сбежала от мужа, то взяла только теплую одежду, в Дармштадте пришлось покупать на
– Если у тебя остались от нее ключи, то какие проблемы?
В самом деле, какие проблемы?
Началось все хорошо. Утром, ровно в десять, сделав контрольный звонок в квартиру мужа, Катрин припарковала машину в нескольких метрах от своего прежнего дома. Как разведчик, я первая скользнула в подъезд. Дом словно вымер: не слышно ни голосов, ни звуков. Конечно, все жильцы разъехались, сейчас время отпусков. Я отперла квартиру и махнула Катрин, которая торчала у подъезда.
Мы воровато шмыгнули внутрь и оказались в светлой просторной прихожей.
Катрин сразу прошла в спальню к шкафу-купе – таких огромных шкафов я в жизни не видела. Слева женская половина, справа мужские вещи. На стороне мужа висели пять одинаковых мужских костюмов из тонкого серого сукна. Вешалок было всего семь, каждая помечена своим днем недели. Сегодняшний костюм отсутствовал. Логично.
– Это его собственное изобретение. Он постоянно носит как бы один и тот же костюм, чтобы не прослыть слишком богатым, – объяснила Катрин, – и чтобы его клиентам-уголовникам не пришло в голову пошарить у нас.
Она хватала охапками свои вещи и бросала их на кровать. Куда-то убежала, вернулась с чемоданом и попросила меня все уложить. Быстро, но аккуратно я сворачивала наряды Катрин, все они были дорогих или же очень дорогих марок. От таких я бы тоже не отказалась. А вот эта блузочка будет на мне просто отлично смотреться. И эта мне пойдет…
Катрин оставила меня в спальне одну, чем я не преминула воспользоваться: проковыряла пилкой для ногтей пару дырочек в рукаве номера семь – темно-синего, как небо летней ночью, воскресного костюма. Хозяин, к тебе моль прилетала!
Катрин набила большую сумку украшениями, фотоальбомами, разными склянками, которые выгребла из ящиков туалетного столика. Она постояла в раздумьях перед музыкальным центром:
– Нет, слишком тяжелый. Пусть пока тут постоит, картины важнее, – и полезла снимать со стен картины.
Их было четыре. Я оторопела: на что они ей? Какие-то пошлые натюрморты! Я их сначала вообще не заметила. А Катрин, не смущаясь бездарностью художника, накручивала на полотна банные полотенца. Завернув картины, она впала в панику.
– Уходим! Скорее! – кричала она, хотя налет не занял и получаса. – Нельзя, чтобы нас видели. Держи! – Она осторожно вложила мне в руки картины. – А я возьму сумки.
Мы проехали уже половину пути к нашему дому, когда дар речи вернулся к Катрин:
– Я такая трусиха! Как глупо. Он придет из своей конторы и сегодня же сменит замки. Нужно было брать все, сколько могли
Я в упор посмотрела на нее. Она верно поняла мой немой вопрос:
– Нет! Второй раз я не смогу… У меня нервы на пределе. – Катрин тряслась всем телом.
Я воздержалась от комментариев.
Сидя в кухне, я рассматривала фотоальбом Катрин. Вот маленькая девочка в белом платьице идет к первому причастию, вот первый день школы, вот опять девочка в белом платье, только уже совсем большая, идет под венец. Над одним из снимков я покатилась со смеху: отца и дочь подловили, когда они, как два официанта с одним подносом, приплясывая, переходили улицу в одинаковых черных костюмах и с одинаковыми усами. Потом я взялась разглядывать фотографии господина Шнайдера, нелюбимого мужа Катрин. С первого взгляда я бы, конечно, не влюбилась: он не относился к юным жгучим брюнетам, каких предпочитали мы с Корой, – но выглядел отлично. Красивое тренированное тело, стальные глаза хорошо, наверное, смотрятся с его серыми костюмами. Даже на снимке видно, что сильная личность и обаятельный. Только какого рода его обаяние, понять я не могла.
– Катрин! – покричала я ей. – Что за человек твой муж? Чем он тебе не угодил?
Она встала у меня за спиной и, вздыхая, посмотрела на фотографии.
– Когда мы только познакомились, он мне безумно нравился. Думаю, я не первая, кто в него влюбился.
– И?…
– Как ни смешно звучит, я думала, что Эрик должен быть хорошим человеком, раз защищает бедных и несправедливо обвиненных. Но его мафиози совсем не бедствуют, он тоже голодным не останется с такими клиентами.
Ну вот, еще одна защитница моральных устоев сыскалась… Может, мне вступиться за ее Эрика? Вполне честный бизнес у человека… Пока я думала, рассказ продолжался:
– Он начинал как скромный рядовой адвокат, но через несколько лет стал специализироваться на делах о проституции и уже не вылезал из борделей. У него туда бессрочный абонемент.
Катрин разрыдалась. Я принесла ей бумажные платочки и сунула в руки колу. Немного поплакав, она потихоньку успокоилась и, чтобы отвлечься, взяла в руки пылесос. Мне тоже захотелось принести немного пользы хозяйству, я распаковала картины и примерялась, куда бы их повесить. Странно, почему Катрин хотела непременно забрать эти кухонные шедевры? Может, ее что-то с ними связывает, например, семейные предания…
На стоящие вещи глаз у меня был наметан: с Корой мы постоянно ходили по музеям, выставкам и аукционам. Сейчас передо мной лежали четыре плохие копии натюрмортов с розами в стиле бидермейер [15] в недорогих рамах, все одинакового формата, примерно пятьдесят на пятьдесят. Я взяла в руки одну – мне показалось, что крючки могут отвалиться в любой момент. Можно ли как-то их укрепить? Я перевернула картину. Но неожиданное обстоятельство заставило меня позабыть о крючках. Бумага, тщательно прикрепленная гвоздиками к раме, в одном месте отогнулась, и виднелись обои в цветочек. Странно, натюрморты не пишут маслом на обоях… Я принесла из кухни нож: какие у Катрин там еще секреты?
15
Стиль в немецком искусстве начала XIX в.