Благополучная планета (Сборник)
Шрифт:
Цветовые сполохи только хаотичностью, может быть, и отличались от переливов полярного сияния. Эх, недогадливые устроители! Разбросать бы участниц по полотну моря этакими чистыми акварельными мазками — то-то было бы зрелище! Но и так тоже красиво. Мощный хор Сонаты Мира накатывался на побережье, зрители на трибунах вставали и подтягивали голосом.
Инструментованная поющими парусами мелодия ширилась и крепла. Не всякое ухо могло различить в этой слаженности фальшивую ноту. Но неподвластное человеку подвластно технике: на табло замелькали цифры штрафных очков.
Илья поискал глазами сестру Айта. И нашел не сразу. Потому что лишь в первые мгновения девчонка напоминала стрекозу — тоненькое сиреневое тельце меж прозрачных,
Два суденышка все-таки сцепились хлыстами рей. Раненой чайкой вскрикнул заполоскавшийся парус. Девчонку в чернильном, озаряемом молниями купальнике подбросило и швырнуло прочь на два десятка метров. Но прежде, чем она коснулась воды в опасной близости от носа следующей за ней яхты, из тучки пал спасательный дельтаплан, подхватил неудачницу и умчал с дистанции. Другая участница столкновения, стремясь отцепиться, накренилась, чиркнула плечом по воде, на целую секунду потеряла мелодию, что стоило ей первого предупредительного балла. И все-таки не растерялась.
Подвела за леер чужую доску. Заклинила. Ступила на неё одной ногой. Взяла полный звуковой аккорд. И рванула напрямую. Завидев и заслышав этот скособоченный, утяжеленный катамаран, прочие яхты поспешно уклонялись в стороны.
Вопреки ожиданиям, Ляна не пришла к финишу ни первой, ни даже третьей.
Однако всего лишь две девочки, кроме нее, ни разу не сфальшивили. Зато её произвольная программа покорила всех. Широким накатом девушка вынеслась на середину идеально круглой Лагуны Семи Струй. Замаскированные сопла давали начало идеально правильному циклону. Тишина тоже была гулкая, идеальная, словно вырубленный в скалах амфитеатр не заполняли тысячи зрителей.
Ляна повела рукой, взвивая справа от себя все парусное вооружение разом, точно привязанное к её ладони. Возник сочный вибрирующий затакт.
Оформилось замедленное вступление. И мелодия чардаша втянула эолову яхту в стремительное скольжение по лагуне. Каждый Лянин жест настолько гармонично соединялся с музыкой, что казалось, именно танец её и рождает. Покорные движениям тела паруса взлетали и опадали, поворачивались, гнулись, ловили ветер — и обретали звук и цвет. И никто уже не думал, что это паруса разгоняют яхту. Просто девочка с крыльями самозабвенно порхала над вызолоченными солнцем волнами.
Взвинтив немыслимый темп, чудом не теряя ветра, сплетя кливера и лисели в огненный полихромный шлейф, она завершила каскад прыжков и переворотов и кометой устремилась к ограждению. Уже, казалось, ничто не спасет её, меньше мига отделяло её от гибели. Но Илье каким-то образом передалось её намерение. Он предугадал финальный аккорд. Вовремя при-топил секцию парапета. И когда Ляна взлетела над ограждением, подставил плечо. Шлейф парусов мгновенно угас — точно цветной прожектор выключили. Вероятно, так же эффектно, под рев трибун, выдергивает девушку из танца брат. И все же чего-то финалу для отточенности недоставало. Еще не понимая, чего именно, ощущая восторг в теле от кончиков пальцев в мокрых нептунках до вихра на затылке, примятого холодным Ляниным локтем, Илья с девушкой на плече перешагнул парапет и заскользил по лагуне вдоль трибун. Пожалуй, это и оказалось тем самым недостающим, до чего не додумался
Илья поерзал в ложекресле, пытаясь продлить приятные воспоминания. Но видение круга почета вернуло его в другой круг — в порочный круг мыслей о нынешней ситуации, круг, в котором он бьется столько времени и который не удается разорвать. Впервые в жизни он не знал, что делать. Ибо впервые в жизни пребывал в невычисленной точке Вселенной, в брюхе неведомого животного, страдающего опасным аппетитом.
Вот, опять, опять эти мысли. Ляна продолжала играть, но воспоминания не возвращались.
9
Местность Руме не нравилась. Отвратительно пахло расплавленным камнем, пеплом, паленым стеклом. Ноздри жгло дымом. В воздухе витало ощущение тревоги. От этого сама собой дыбилась шерсть, хвост то и дело нырял под брюхо. Но Рума упрямо закручивает его кренделем, отфыркивает от пасти чужие запахи. Ей бы отсидеться на корабле, будь он не таким пустым, не исчезни из него Хозяин и другие двое, Нежная и Крепкий. Друг Хозяина приказал: «Ищи!». Рума ищет, честно ищет, хотя человеком здесь не пахнет.
Не пахнет и собакой. Здесь вообще не пахнет живым. Зато ощутимо разит тревогой. И тем гуще, чем ближе к озеру.
Собака послушная и не нервная, Рума не обращает внимания на зонтик над головой, шагающий вместе с ней на восьми паучьих ножках. Невдомек лайке, что легкий собачий скафандр, в который она вдевалась хоть и без радости, но терпеливо, не годится для горячей ядовитой атмосферы Куздры, а тяжелый никакая собака не в силах таскать на себе. Друг Хозяина приладил её скафандр к самоходному силовому блоку. Руме кажется, она бежит куда вздумается. На самом деле, подвешена за спину и лишь перебирает в воздухе лапами. Паук-силовик улавливает эти движения и покорно следует указаниям острого собачьего нюха. О фильтрах запахов давным-давно позаботился Хозяин. И чутья не потеряешь, и не задохнешься от чрезмерной дозы…
Рума приостановилась у граненого столбика, обошла его со всех сторон.
Знакомцы и незнакомцы никогда здесь не оставляли отметин. Зряшная планета.
Перетявкнуться не с кем. Ничего хорошего ни для двуногих, ни для четвероногих… Но приказ есть приказ. Потому она бежит, низко пригнув голову к земле, вынюхивая сквозь фильтры след там, где следов нет. От Друга Хозяина тоже исходит тревога. Но совсем не та, какою пропитаны горы, камень, тягучая огненная жижа озера.
Тоскливо без Хозяина. Молчаливо в голове. Когда Хозяин рядом, во всем теле приятно жужжат его запах, голос, биение его чувств. Только Хозяин умеет взять рукой под морду, заглянуть в глаза, провести большим пальцем над бровью — и в носу начинает щипать, какая-то сила опрокидывает кверху брюхом, начинает чесаться хвост. Свистни Хозяин даже совсем тихо, про себя, одними мыслями, она все равно слышит, и спине под шерстью становится горячо-горячо. Рума любит смотреть, как он сидит, как разговаривает, как возится перед большим экраном — и на экране принимаются пульсировать неживые тени. Рума напрягается, старается понять, морщит лоб. И Хозяин, заметив, улыбается: «Давай-давай, умница, включай наружные извилины!» Раньше Рума думала: скажет он вот так два раза подряд, и счастье переполнит все её существо, уткнется она ему носом в лодыжку и перестанет дышать. Но оказалось, много счастья вмещается в собачьей душе. И упрятанная под коврик сладкая косточка, выхваченная в последнюю минуту из-под щетки робота-уборщика. И теплый медленный фен после купания, потому что самого купания она терпеть не может. И трогательные руки Нежной, которые к чему ни прикоснутся, все откликается — от простой расчески до кухонного комбайна. Вплоть до самой Румы: стоит Нежной мимоходом чиркнуть пальчиком вдоль чувствительного собачьего хребта, и музыка начинает журчать где-то под горлом. Музыка настоящая, без визгливых верхних нот, таких болезненных для тонкого песьего слуха.