Благородный дом. Роман о Гонконге.

Клавелл Джеймс

— Возможно, ты и прав. Кой-какие деньги мы уже получили, — поддержал Папаша Цзинь.

— Я считаю, что никого из полицейских убивать не следует. Они от этого только взбесятся, — слабо подал голос Чэнь Собачье Ухо.

— Цзю ни ло мо на всех полицейских! — Молодой Цзинь Пак засунул пистолет в карман.

Рябой Цзинь пожал плечами:

— У нас есть деньги...

В этот момент дверь распахнулась и в комнату с ножами в руках ворвались Пун Хорошая Погода и трое его людей. Все застыли. Папаша Цзинь

сделал резкое движение и, выхватив нож из рукава, нырнул влево. Однако метнуть оружие он не успел, потому что в горло ему вонзился просвистевший в воздухе клинок Пуна Хорошая Погода. Вцепившись в рукоять, Папаша Цзинь рухнул навзничь. Ни Чэнь Собачье Ухо, ни братья Цзинь даже не шелохнулись. Они лишь стояли и смотрели, как их предводитель умирает. Тело дернулось, мускулы на миг напряглись, и он затих.

— Где Первый Сын Чэнь? — В руке у Пуна Хорошая Погода появился ещё один нож.

— Мы не знаем никакого Пер...

Двое бойцов набросились на Рябого Цзиня и пригвоздили к столу его вытянутые руки. Наклонившись, Пун Хорошая Погода отсек Рябому указательный палец. Лицо Цзиня сделалось серым. Двое его сообщников застыли в ужасе.

— Где Первый Сын Чэнь?

Рябой Цзинь тупо смотрел на отрезанный палец и вытекающую на стол кровь. Он вскрикнул, когда Пун Хорошая Погода снова наклонился к столу.

— Не надо, — взмолился Рябой. — Он мертв... мертв. Мы закопали его, клянусь!

— Где?

— Рядом с Ша... Шатинь-роуд. Послушайте, — в отчаянии захрипел он, — мы поделимся с вами деньгами. Мы... — Он замер, потому что Пун Хорошая Погода сунул кончик ножа ему в рот.

— Отвечай на вопросы, и всё, подонок, ети твою потаскуху мать, или я отрежу тебе язык. Где вещи Первого Сына? Вещи, которые были при нем?

— Мы послали все Благородному Дому Чэнь. Все, кроме денег. Клянусь. — Он заскулил от боли. Тут двое бойцов с силой вывернули ему локоть, и он вскрикнул: — Все боги свидетели, это правда! — Когда Рябому вывихнули сустав, он издал пронзительный вопль и потерял сознание.

В другом конце комнаты Чэнь Собачье Ухо от страха охнул. Он начал было громко протестовать, но, получив удар в лицо, шмякнулся головой о стену и рухнул в бесчувствии.

Теперь все взгляды обратились на Цзинь Пака.

— Это правда. — От неожиданности и страха у него перехватило дыхание, язык еле ворочался. — Все, что он сказал. Это правда!

Пун Хорошая Погода выругался. Потом спросил:

— Вы обыскивали сына Благородного Дома Чэнь, прежде чем закопать его?

— Да, Господин, но не я — он... — Дрожа, Цзинь Пак указал на тело отца. — Он обыскивал.

— Ты был при этом?

Юноша молчал. В тот же миг Пун подскочил к нему с невероятной для пожилого человека быстротой. Его нож оставил тонкий порез на щеке Цзинь Пака в каких-то миллиметрах под глазом и застыл там.

— Врешь!

— Я был там, — выдавил из себя юнец. — Я как раз собирался сказать вам это. Господин, я был там. Я не буду врать вам, клянусь!

— Ещё раз

соврешь — лишишься левого глаза. Ты там был, хейя?

— Да... да, Господин!

— А он? — Пун указал на Рябого Цзиня.

— Нет, Господин.

— А этот?

— Да. Чэнь Собачье Ухо был там!

— Ты обыскивал тело?

— Да, Господин. Да, я помогал отцу.

— Все карманы, все?

— Да-да, все.

— Какие-нибудь бумаги были? Записная книжка, дневник? Драгоценности?

Юнец запнулся, обезумев, мучительно роясь в памяти, потому что нож оставался у его лица.

— Ничего не могу припомнить, Господин. Мы отослали все его вещи Благородному Дому Чэнь. Кроме... кроме денег. Деньги мы оставили. И часы — я забыл про часы! Вот они, вот эти! — Он указал на часы на откинутой руке отца.

Пун Хорошая Погода снова выругался. Четырехпалый У приказал захватить Джона Чэня, забрать все его вещи, остававшиеся у похитителей, в особенности любые монеты или части монет, а потом тихо избавиться от Вервольфов. «Лучше позвонить Четырехпалому, — думал Пун. — И получить дальнейшие указания. Не хочется попасть впросак».

— Куда вы дели деньги?

— Мы их потратили, Господин. Там было всего несколько сотен долларов и кое-какая мелочь. Их уже нет.

— Врет, наверное! — усомнился один из бойцов.

— Я не вру, Господин, клянусь! — воскликнул Цзинь Пак чуть ли не со слезами. — Я не вру. Пожа...

— Заткнись! Может, перерезать этому горло? — добродушно спросил боец, показывая на Рябого Цзиня, который все так же лежал на столе, раскинув руки, а лужица крови становилась больше и больше.

— Нет, пока не надо. Пусть валяется. — Пун Хорошая Погода задумчиво почесал себе геморрой. — Сейчас поедем выкапывать Первого Сына. Да, так и сделаем. Так что, Маленький Подонок, и кто же убил его?

Цзинь Пак тут же указал на тело отца.

— Он. Это было ужасно. Он наш отец. Он ударил Первого Сына лопатой... Ударил его лопатой, когда тот попытался удрать той ночью... той ночью, когда мы похитили его. — Юнец содрогнулся: от страха перед маячащим у глаз ножом он весь побелел. — Я... я не виноват, Господин.

— Как тебя зовут?

— Су Такгай, Господин, — тут же ответил Цзинь Пак, назвав одно из имен, которые шайка договорилась использовать в случае чего.

— А его? — Палец ткнул в сторону его брата.

— Су Тактун.

— Его?

— Утип Суп.

— А его?

Юнец взглянул на тело отца.

— Его звали Золотозубый Су, Господин. Он был очень плохой человек, но мы... мы... Нам приходилось повиноваться. Нам приходилось подчиняться ему. Он был наш... наш отец.

— Куда вы доставили Первого Сына Чэнь до того, как убили?

— В Шатинь, Господин, но я не убивал его. Мы схватили его на гонконгской стороне, потом положили в багажник угнанной машины и повезли в Шатинь. Там, сразу за деревней, отец снял старую хибарку... У него все было продумано. Нам приходилось повиноваться.