Благородный дом. Роман о Гонконге.
Шрифт:
— Да. Но именно шанхайцы, уехавшие из Китая на юг, их деньги, их мозги и решимость сделали Гонконг тем, что он есть сегодня, и тем, что будет завтра: нынешним и будущим центром деловой и культурной жизни всего Тихоокеанского региона.
— Лучшим, чем Сингапур?
— Абсолютно.
— Чем Манила?
— Абсолютно.
— Токио?
— Да, вот если бы только не японцы. — Глаза Горнта сверкнули, и на лице легли складки. — Гонконг — величайший город в Азии, мистер Бартлетт. Владеющий им в конце концов овладеет всей Азией. Конечно, я говорю о торговле, финансах, судоходстве и большом бизнесе.
—
— Мы считаем, что существование Гонконга на руку КНР — как мы называем Китайскую Народную Республику. Мы для них «открытая дверь» под контролем. За Гонконгом и «Ротвелл-Горнт» — будущее.
— Почему?
— Потому что Шанхай в бытность свою деловым и промышленным центром Китая всегда задавал тон в Поднебесной, и шанхайцы — самые энергичные и предприимчивые представители китайской нации. Вы скоро почувствуете разницу между кантонцами и шанхайцами. Шанхайцы — предприниматели, промышленники, промоутеры и сторонники международных контактов. Нет ни одного крупного текстильного магната, судовладельца или промышленника не шанхайца. Кантонцы со своими семейными компаниями, мистер Бартлетт, всегда были склонны действовать в одиночку, а шанхайцы понимают толк в партнерстве, в том, как вести дела в компаниях, а больше всего — в банковском деле и финансах. — Горнт закурил ещё одну сигарету. — Вот в чем наша сила, вот почему мы лучше, чем «Струанз», — и вот почему мы в конечном счете будем первыми.
Линк Бартлетт изучающе разглядывал сидящего напротив человека. Из подготовленного Кейси досье он знал, что Горнт родился в Шанхае в семье англичан, что ему сорок восемь лет, что он вдовец, что у него двое взрослых детей и что он проходил службу на Тихом океане в сорок втором — сорок пятом годах в чине капитана австралийской пехоты. Он знал также, что Горнт с большим успехом управляет компанией «Ротвелл-Горнт» как частной вотчиной уже восемь лет с тех пор, как принял компанию от отца.
Бартлетт заворочался в глубоком кожаном кресле.
— Если у вас такая вражда со «Струанз» и вы настолько уверены, что в конце концов будете первыми, чего ждать? Почему не взять их сейчас?
Горнт внимательно смотрел на него с застывшим выражением на угловатом лице.
— Этого мне хотелось бы больше всего в мире. Но я не могу, пока. Три года назад у меня почти получилось: они зарвались, джосс предыдущего тайбаня иссяк.
— Джосс?
— Это слово китайское. Оно значит «счастье», «судьба» и чуточку больше. — Горнт задумчиво смотрел на американца. — Мы здесь очень суеверные. Джосс — это очень важно, как умение оценить ситуацию и выбрать нужный момент. Джосс Аластэра Струана кончился или переменился. Пережив катастрофический год, он в отчаянии передал дело Иэну Данроссу. Они тогда чуть было не разорились. Держатели их акций начали в массовом порядке избавляться от бумаг. Я уже повел атаку на них, но Данросс выкрутился и стабилизировал рынок.
— Каким образом?
— Ну, скажем, надавил на определенные банковские круги.
Горнт с холодным бешенством вспомнил, как Хэвегилл ни с того ни с сего, вразрез со всеми их личными тайными договоренностями, удовлетворил просьбу «Струанз» об открытии временной кредитной линии на огромную сумму и это дало Данроссу время оправиться.
Горнт вспомнил,
«Да, — думал Горнт, глядя на американца. — В тот раз я проиграл, но вот ты, уверен, и станешь тем взрывателем, что приведет в действие бомбу, которая разнесет „Струанз" ко всем чертям, и они исчезнут из Азии навсегда».
— Тогда Данросс подошел к самому краю, мистер Бартлетт. У него появились непримиримые враги. Но теперь мы одинаково сильны. Это то, что можно назвать ничьей. Они не могут взять нас, а мы — их.
— Если они не совершат ошибку.
— Или если ошибку не совершим мы. — Горнт пустил кольцо дыма и воззрился на него. Наконец он снова обратил взгляд на Бартлетта: — В конце концов мы победим. Время в Азии течет немного по-другому, чем в США.
— Мне так и говорили.
— Вы придерживаетесь иного мнения?
— Я знаю, что и здесь, и там, и черт ещё знает где всегда действуют одни и те же правила выживания. Только в разной степени.
Горнт наблюдал, как дым от сигареты поднимается к потолку. Его просторный офис, со старыми, потертыми кожаными креслами и великолепными картинами маслом на стенах, был наполнен запахом лощеной кожи и хороших сигар. Резное кресло Горнта из старого дуба с обитыми красным плюшем высокой спинкой и сиденьем смотрелось жестко, функционально и солидно. «Как и он сам», — думал Бартлетт.
— Мы можем предложить более выгодные условия, чем «Струанз», и время работает на нас и здесь, и там, и ещё черт знает где, — сказал Горнт.
Бартлетт усмехнулся.
Горнт тоже искривил губы в улыбке, но Бартлетт отметил, что глаза не улыбаются.
— Осмотритесь в Гонконге, мистер Бартлетт. Поспрашивайте о нас и о них. А потом примете решение.
— Да, я так и сделаю.
— Я слышал, что ваш самолёт задержан.
— Да. Да, задержан. Полиция аэропорта обнаружила на борту несколько винтовок.
— Слышал, слышал. Любопытно. Ну, если потребуется помощь в том, чтобы снять с него арест, возможно, я смогу быть вам полезен.
— Вы можете помочь прямо сейчас, если скажете, кто это сделал и с какой целью.
— Я-то понятия не имею, но бьюсь об заклад, что кое-кто в «Струанз» знает.
— Почему вы так считаете?
— Им были точно известны ваши перемещения.
— Вам тоже.
— Да. Но к нам это не имеет никакого отношения.
— Кто знал об этой нашей встрече, мистер Горнт?
— Вы и я. Как и договорились. Отсюда утечки не было, мистер Бартлетт. После нашей личной встречи в Нью-Йорке в прошлом году все переговоры велись по телефону, даже никаких подтверждений по телексу. Я разделяю ваш мудрый подход, предполагающий осторожность, тайну и разговор с глазу на глаз. При закрытых дверях. А кто с вашей стороны знает о нашем... нашем интересе?
— Никто, кроме меня.
— И даже эта дама — ваш секретарь и исполнительный вице-президент? — Горнт не скрывал недоверия.