Благородство и страсть
Шрифт:
Наверняка лорд Джон не преминул сказать, что Грейс очень красива, что одета в нищенское вдовье платье и при этом говорит как герцогиня. Такое несоответствие нетрудно будет заметить, и ее вычислят за пару дней.
«Господи, Грейс, я послал тебя на смерть. Если бы ты осталась со мной, то, по крайней мере, была бы жива».
– Надеюсь, вы найдете ее, – бесстрастно проговорил Мэтью, хотя его сердце сжималось от страха, и добавил про себя: «Ты сгоришь в аду, Джон Чарльз Меррит Лансдаун».
– Не думаю, что это будет слишком трудно.
Мэтью оставил этот выпад без внимания, хотя от гнева его кожу на всем теле мгновенно зажгло огнем. Только представив себе, как ледяные руки лорда Джона будут прикасаться к Грейс, Мэтью почувствовал острую боль в желудке.
Лорд Джон поднял свою трость и подставил янтарный набалдашник под луч света. Раньше, бывало, эта палка частенько прохаживалась по спине Мэтью, когда тот был еще мальчишкой. Его проступки, обычные детские шалости, не заслуживали того гнева, который обрушивался на голову, а точнее, на спину Мэтью. Вот и сейчас у Мэтью возникло такое чувство, что этот набалдашник хлопнет его по груди. Но лорд Джон только лишь крутил свою трость в руках. Крутил медленно, внимательно рассматривая застывшую внутри янтаря мушку.
Наконец лорд Джон снова заговорил:
– Из тебя можно без труда сделать полного идиота, если только немного надавить на жалость. Ты такой же жалкий хлюпик, как и твой папочка. Тебе бы следовало сделаться сельским лекарем, а не блистать в высшем обществе. Вы оба недостойны титула маркиза.
Зависть лорда Джона к своему старшему брату уже сделалась притчей во языцех, и подобные разговоры не вызывали у Мэтью ничего, кроме усталости.
– Я действительно не знаю, где сейчас миссис Паджет. Мой приступ закончился, и теперь, как ты, дядя, верно заметил, мне не мешало бы помыться и переодеться.
– Разговор еще не окончен. Итак, где шлюха?
– Я уже сказал, что не знаю. – Пальцы Мэтью сжались в кулаки.
Пространство сжалось до черного узкого тоннеля, в конце которого появилась белая вспышка. По всей видимости, он на несколько минут снова потерял сознание, а когда Мэтью открыл глаза, то увидел прямо над собой бледное лицо дяди. Лорд Джон рассматривал его точно также, как ту мушку, что плавала в его янтарном набалдашнике.
– Если ты убьешь меня, то не достигнешь своей цели, – хрипло проговорил Мэтью, хотя каждое слово давалось ему с неимоверным трудом.
Бесцветные губы его дяди сложились в холодную улыбку.
– Ты же знаешь меня, дорогой. Я умею причинить сильную боль, производя минимум повреждений. Да, у тебя останется пара синяков, но они пройдут мгновенно. Итак, где шлюха?
– Не знаю.
Мэтью закрыл глаза, ожидая удара. В его голове уже заранее возникла острая
– Знаешь… – Мэтью втянул воздух. После припадка болезни его состояние оставляло желать лучшего, и дядя прекрасно понимал это. Возможно, поэтому сегодня лорд Джон не будет с ним так жесток, как обычно. – Ты знаешь, что насилием никогда не мог от меня ничего добиться. Если бы даже я и знал, где находится миссис Паджет, то никогда не сказал бы тебе.
– Да, ты упрям как осел. – Лорд Джон снова ударил Мэтью, еще сильнее.
– Я уже сказал, что не знаю, куда ушла эта чертова девица! – закричал Мэтью, извиваясь. Кожаные ремни крепко держали его руки и ноги. По опыту он знал, что высвободиться из этих пут ему не удастся.
– Я тебе не верю, – спокойно проговорил лорд Джон.
– Я не знаю, где она, негодяй!
– Ах какой темперамент? – На лице лорда Джона снова появилась ледяная улыбка. – Но тебя легко сломать, племянник. У тебя слишком мягкое нутро. Слишком мягкое. Ты не можешь видеть, как страдают живые существа. Особенно те существа, которых ты любишь.
– Что ты хочешь этим сказать? – процедил Мэтью сквозь стиснутые зубы.
– Хочу провести научный эксперимент и посмотреть, как долго еще ты будешь упорствовать, если твоя собака будет скулить от боли.
К горлу Мэтью снова подкатила тошнота, а по пищеводу в рот поднялась желчь. Его охватил животный ужас.
Одиннадцать лет люди лорда Джона подвергали его пыткам, но то, что придумал сейчас его дядя, вообще выходило за все границы. Мэтью бросил взгляд на своего мучителя, и ему в голову вдруг пришла мысль, что сумасшедшим из них двоих был как раз лорд Джон. Но он умело маскировал и свое сумасшествие, и свои наклонности палача и садиста, и свою патологическую жадность. Нет, он не посмеет притронуться к Вулфраму.
Мэтью заговорил, и в его голосе сквозило откровенное презрение.
– Дядя, думаю, даже вам должна быть отвратительна мысль мучить ни в чем не повинное животное.
– Вини себя за это, а не меня. – И снова последовал окрик: – Где шлюха? Говори! Я чувствую заговор за милю. И этот ваш заговор воняет гораздо хуже, чем тебе кажется.
– Ты не тронешь Вулфрама, – устало проговорил Мэтью. – Что тебе сделала собака?
– На войне всегда страдают невинные. Не так ли?
– Не делай этого, дядя. Заклинаю тебя, не делай. – Мэтью никогда и ни о чем не просил дядю, потому что даже в детстве интуитивно чувствовал, что сердце лорда Джона было поражено злом.
– Скажи, где шлюха, и я не трону твою собаку. – Лорд Джон помолчал. – Мне казалось, что ты запомнил мой урок, преподнесенный тебе в прошлый раз. Вспомни-ка, дружок, что случилось с твоей нянькой и ее мужем.
О, он очень хорошо усвоил тот урок. Мэтью решил тогда, что сделает все, чтобы его дядя не смог получить наследство Лансдаунов.