Благословение небожителей. Том 4
Шрифт:
Се Лянь, как в прошлый раз, взял его за руку:
– Давай попробуем снова. Только повнимательнее.
– Хорошо.
Они оба сосредоточились на письме, а спустя некоторое время Се Лянь как бы между делом спросил:
– Почему ты вновь выбрал «Думы в разлуке»?
– Мне нравятся эти стихи, – так же непринуждённо ответил демон.
– Мне тоже, но, может, у тебя есть и другие любимые произведения?
Стихотворение состояло из нескольких десятков иероглифов, и вдвоём они написали его уже множество раз, так что пришло время попробовать что-то новое.
– Давай всё же оставим это. – Он осторожно подул на бумагу, после чего улыбнулся. – Если я что-то люблю, то всем сердцем: в нём не остаётся места ни для чего другого. И так будет всегда, сколько бы лет ни прошло: хоть тысяча, хоть десять тысяч – это не изменится.
Се Лянь растерянно улыбнулся в ответ:
– Вот как?
– Да.
Повисла неловкая пауза, принц опустил руку и откашлялся:
– Такое постоянство достойно восхищения… Что ж, чудно, теперь попробуй сам. – Тут он вспомнил кое о чём и добавил: – Знаешь, похоже, Ци Жун захворал.
Хуа Чэн отложил бумагу и вновь взял кисть:
– Что болит?
Се Лянь перевёл взгляд в сторону:
– Говорит, у него жар. Однако я проверил: тело, в которое он вселился, здорово. Не может же он так реагировать на смену погоды!
– Как давно это началось?
– Должно быть, пару дней назад, сегодня был особенно сильный… – Но прежде, чем принц успел закончить фразу, он вдруг почувствовал укол беспокойства. Позади него раздался грохот, словно что-то свалилось с потолка. Принц резко обернулся:
– Саньлан?!
Кисть выскользнула из пальцев Хуа Чэна, оставив на белоснежной бумаге чёрную кляксу. Лицо князя демонов потемнело, он зашатался, одной рукой ухватился за край стола, а другой – прикрыл правый глаз.
Глава 127
Гора Тунлу вновь пробудилась, лишив всех демонов покоя
Князь демонов скривился от жуткой боли.
– Что с тобой? – Се Лянь бросился к нему.
Уголки губ Хуа Чэна дрогнули, но он промолчал. Голубые вены на руке, которой он опирался о столик для подношений, вздулись – казалось, он сейчас опрокинет его. Серебряный глаз на рукояти Эмина распахнулся и начал вращаться с бешеной скоростью. Принц потянулся к Хуа Чэну, но тот отстранился:
– Не подходи!
Се Лянь застыл как вкопанный, а Хуа Чэн с трудом выдавил из себя:
– Ваше высочество, пожалуйста, оставьте меня. Возможно, я…
– Как ты можешь просить меня уйти, когда ты в таком состоянии?!
– Если останешься, я… – угрюмо протянул князь демонов.
С улицы послышался шум: нечисть возле храма Тысячи Фонарей истошно вопила и падала, хваталась за головы, словно те вот-вот лопнут. Боль была такой сильной, что смерть казалась им избавлением. Ци Жун с трудом удержался на ногах. В теле смертного его духовные силы заметно ослабли, зато оно служило ему своеобразным защитным барьером. Воспользовавшись шансом, он бросился наутёк. Демоницы, что баюкали Гуцзы, тоже повалились наземь и пронзительно закричали, их колыбельная оборвалась. Мальчик проснулся, открыл глаза
– Папа! Папа! Подожди меня! – взвизгнул он и кинулся вдогонку.
Ци Жун, не останавливаясь, обернулся, высунул язык и закатил глаза:
– Сынок, не мешай! Папке надо драпать! – Он залился безумным смехом.
Как ни старался Гуцзы пошустрее шевелить своими маленькими ножками, он никак не мог угнаться за «отцом». Видя, что отстаёт всё сильнее, он заплакал:
– Папа, я больше тебе не нужен? Папа, возьми меня с собой!
– Отвали! Вон! Отцепись уже! – выплюнул Ци Жун. – Обуза! От тебя одни проблемы!
Брызжущая из его рта слюна попала в лоб Гуцзы – тот рухнул как подкошенный и зарыдал ещё горше. Се Лянь не мог больше оставаться в стороне, он выскочил из храма и воскликнул:
– Ци Жун!
Завидев, что брат преградил ему дорогу, Зелёный Демон поспешно развернулся и побежал в обратную сторону. На ходу подхватив с земли Гуцзы, он рявкнул:
– Не подходи! А не то откушу сопляку голову прямо у тебя на глазах! Сынок, ты же не дашь папке умереть с голоду, да? Можешь сам выбрать, поджарить тебя или приготовить на пару! – Зелёный Демон загоготал.
Принц хотел пуститься в погоню, но услышал позади себя жуткий грохот: это Хуа Чэн в ярости смёл со стола подставку для кистей и тушечницу. Се Лянь понял, что дело дрянь, – на разборки с Ци Жуном попросту не осталось времени, он заторопился обратно в храм.
– Саньлан…
Хуа Чэн резко обнял принца и дрожащим голосом попросил:
– Не уходи. Я солгал.
Принц оказался зажат в его объятиях, как в тисках.
– Саньлан? Ты узнаёшь меня? – Ему показалось, что Хуа Чэн бредит и не понимает, кто перед ним.
Тот лишь крепче прижал к себе Се Ляня.
– Я солгал, не уходи, – бормотал он.
Глаза Се Ляня расширились. Снаружи раздавались безудержные рыдания Гуцзы и довольный смех Ци Жуна.
– Довыделывался, сукин сын! Думал, ты лучше и сильнее меня, весь такой охренительный, прямо пуп земли! Во-о-от она, карма! Теперь сдохни, тварь!
Нелюди, что корчились на земле, услышав эту брань, из последних сил принялись ругаться в ответ:
– Зелёный Демон, никчёмная ты падаль! Да как тебе смелости хватило разевать рот на главу города?
Этот галдёж окончательно вывел Хуа Чэна из себя – он поднял руку, намереваясь нанести удар по спорщикам, но Се Лянь тут же схватил его ладонь и, прижав к себе, ласково зашептал:
– Ладно, будет тебе. Я никуда не уйду, не брошу Саньлана.
Ворота храма Тысячи Фонарей захлопнулись, оставив Ци Жуна снаружи. Повысив голос, Се Лянь закричал:
– У меня нет времени разбираться с тобой! Беги, пока можешь! А не то берегись…
Одних объятий Хуа Чэну стало недостаточно, он вдруг повалил принца на нефритовую столешницу, и «четыре драгоценности кабинета учёного» полетели в разные стороны. Сопротивляясь изо всех сил, Се Лянь случайно скользнул рукой по тушечнице с киноварью, и на строке «Те облака, что над Ушанем» иероглифы причудливо окрасились алым.