Благословение святого Патрика
Шрифт:
– А чего это тебе, Герка, вдруг жениться приспичило? Ты, девушка, в положении, что ль?
– Нет, мам, она не в положении, все у нас в этом смысле чин-чинарем, – торопливо, но довольно раздраженно отозвался Герман.
– Ну, и чего тогда торопиться? Что за спешка-то, я не понимаю? Иль хочешь поскорее освободившуюся жилплощадь занять? Еще дух мамин на небесах не преставился, а он, смотри-ка… И сорока дней не отметили…
– Мам, да при чем тут! Сколько мне можно в холостяках гулять, нагулялся уже, во! – чиркнул он ребром ладони по горлу. – Мне уже
– А с матерью-отцом, значит, надоело жить? Эх ты, сынок… Ростишь детей, ростишь, а потом придет какая-нибудь, позарится на жилплощадь… Ты сколько ее знаешь, давно знаком? – небрежно повела жирным подбородком в ее сторону. – Откуда она вообще взялась, интересно?
Всхлипнув, она вдруг заголосила тоненьким визгливым голосом, неловко пытаясь утереть слезу воротником халата:
– Ума у тебя совсем нет, Герка! Что, покрасивше не мог себе найти? Да у тебя ж такие девки были…
Изловчившись, она таки утерла нос воротником, вытянула шею, заголосила того пуще:
– Отец, где ты там, иди сюда! Тут Герка невесту в дом привел! Не терпится ему, вишь, мамину жилплощадь занять, а, отец?
Что-то бухнуло в соседней комнате, послышался короткий смачный матерок, шаги в шлепанцах. В проеме двери появился «отец», приземистый, с голым круглым пузом, вывалившимся из трикотажных штанов. Глянул на «невесту» исподлобья, перевел взгляд на жену:
– А ну цыц! Чего разверещалась на весь дом! Тебе только волю дай, не переслушаешь! Нормальную девку Герка привел, не ори! Вишь, она от страха уже себя не чует! Глаза-то разуй, сама не видишь, что ли?
– Да чего там нормального, ни кожи, ни рожи!
– А ты хотела, чтоб он сисястую прошмандовку в дом привел, всеми общупанную? Цыц, я сказал! – И, обращаясь к Герману, спросил деловито: – Заявление-то в загс уже подали?
– Да, пап. Еще вчера.
– И когда свадьба?
– Регистрацию на двадцать восьмое августа назначили.
– Ну, значит, так тому и быть. Будет тебе свадьба, сынок.
– Оте-ец… – снова заголосила пискляво мама.
– Цыц, я сказал! Молчать мне!
Подойдя поближе к дивану, он выставил перед ее лицом толстый палец, произнес решительно:
– А ты, девушка, не тушуйся, здесь тебя никто не обидит. Звать-то тебя как?
– Ее Лизой зовут, пап, – сжал ее ладонь Герман, будто испугался, что она от страха даже имени своего произнести не сможет.
– Ага. Лиза, значит. Хорошее имечко. Лизавета, Лизавета, что ж не шлешь ты мне привета. Ты вот что, Лизавета, учти на будущее… С нашей мамой вот эдак-то помалкивать не следует. Ты побойчее с ней будь, Лизавета. Она тебе слово – а ты ей два. Она еще слово – а ты опять два. С ней по-другому нельзя, а то с потрохами сожрет и не подавится. Поняла, как надо?
Она улыбнулась жалко, кивнула, опустила глаза вниз. Герман снова сжал ее руку, произнес весело:
– Спасибо тебе, пап! Ничего, она научится со временем!
– Ну, а то… – осклабился папа, довольно почесав брюхо. – С бабами по-другому нельзя, сынок! Меж собой пусть
– Ой, у меня ж там пирог… – засуетилась мама, с трудом вываливаясь из кресла. – Я и забыла…
– Ну ладно, пап, мы пойдем… – вставая с дивана, потянул ее за собой Герман.
– Куда? А пирог?
– Нет, пирог в другой раз. Лизе пора на дежурство в больницу, я ее провожу. Она медсестрой в больнице работает.
– Что ж, тоже дело… Медсестра – это хорошо. Будет кому укол в задницу воткнуть, если мы с матерью заболеем. Ну, ладно, идите, коли так. А насчет свадьбы мы потом уж с родителями обговорим… Кто у тебя родители, Лизавета?
– У нее нет родителей, она сирота.
– Ах, вот как, значит… То-то я гляжу, совсем девка примялась… Ни жива ни мертва сидит. Ничего, не тушуйся, девка. Справим свадьбу как полагается. Не люди мы, что ли?
Вышли из дома в солнечный день, и она вдохнула всей грудью, будто освободилась наконец от тяжкой обязанности. Герман обнял ее за плечо, с силой привлек к себе, произнес, усмехнувшись:
– Ну вот, а ты боялась, дурочка… Скажи, а классный у меня батя, да?
– Да… Хороший. Только твоей маме я совсем не понравилась.
– Да не бери в голову, вот еще! У нас в семье все вопросы отец решает. А мама… Что с нее возьмешь, она женщина… Да и вообще – в любой семье так положено, чтобы мать сына от себя не отпускала. Все матери сопротивляются до последнего, хоть королевну ей в дом приведи… А ты что, не знала?
– Нет…
– Ну, так теперь будешь знать. Вот родится у нас сынок, вырастет, приведет в дом невесту, тогда я еще посмотрю, какой ты скандал закатишь!
– Нет.
– Что – нет?
– Я не закачу скандала, Герман.
– Да ладно… Хочешь сказать, что ты другая, не такая, как все?
– Я такая, как все. Просто… Я же сына любить буду, а значит, буду уважать его выбор.
– А моя мама, по-твоему, меня не любит, что ли?
Голос его навис над ее плечом и, казалось, придавил обиженной тяжестью. Пришлось торопливо исправить свою оплошность:
– Ну что ты, я совсем не это хотела сказать… В каждой семье по-разному бывает…
– А тебе откуда знать, как там бывает? Ты ж сирота, сама говорила, что родителей не помнишь.
– Да… Не помню.
– Ну ладно, чего мы с тобой… Вроде как ссоримся. И все-таки ты на маму не обижайся, она поплачет, посердится, потом отойдет. Дело-то ведь не в тебе, по сути… Просто я своей женитьбой ее мечту ломаю…
– Мечту? Какую мечту? – испуганно повернула она к нему голову.
– Понимаешь, у мамы давно задумка была… Она хотела бабкину квартиру обменять на дом в деревне. Все высчитывала, прикидывала… Говорит, и на машину бы еще хватило… В общем, вымечтала себе рай с садом да огородом, с навозной грядой да с курятником. Она ж у нас не городская, отец ее из деревни взял… А я, выходит, все ее планы порушил! Да и правильно! Квартиру-то, как ни суди, бабка, отцова мать, мне завещала!