Благословение

Плейн Белва

Он обнял ее и положил ее голову себе на грудь.

– Я так спешу побыстрее закончить все дела со свадьбой. Мы не смогли спать вместе в эти выходные в доме моих родителей, не можем спать вместе и здесь из-за детей и няни. Это невыносимо.

– А я снова буду у себя всю эту неделю, – прошептала она, затем приподняла голову, чтобы взглянуть ему в лицо. Она провела пальцем по его носу. – Я тебе не говорила, что ты напоминаешь мне Линкольна. Если бы ты носил бороду, ты был бы его точной копией.

Джей рассмеялся.

– Любой мужчина,

если он высокий и худощавый, с продолговатым лицом и длинным носом, будет похож на Линкольна. Для твердолобого молодого адвоката ты довольно романтична.

– Может, я и твердолоба, но и мягкосердечна тоже.

– Дорогая, я хорошо это знаю. Послушай, тебе нужно выспаться. Я посажу тебя в такси. И позвони мне, когда доберешься домой.

– Я могу сама взять такси, Джей. Меня никогда так не баловали. Уж не думаешь ли ты, что водитель такси собирается похитить меня, а?

– Нет, но позвони мне все-таки, когда приедешь.

* * *

Квартира в отремонтированном доме без лифта в Ист-Ривер была совершенно другим миром. Здесь жили по одному и вдвоем молодые артисты театра, художники, начинающие предприниматели, словом, те, кто надеется чего-нибудь достичь в жизни. Их квартиры располагались в определенном порядке, от совершенно пустых – с циновкой на полу и торшером, наполовину меблированных – с ободранными деревянными кроватями, плетеными викторианскими креслами из комиссионных магазинов, до полностью меблированных, с коврами, книгами, пластинками и растениями. У Дженни была меблированная квартира.

В то мгновение, когда она повернула ключ в замочной скважине, дверь через холл напротив отворилась.

– Привет! Ну как все прошло? – Ширли Вейнберг, в халате, с мокрой головой, завернутой в полотенце, хотела все знать. – Я только собиралась посушить волосы, когда услышала, что ты вернулась. Как все прошло? – повторила она. – Ничего, если я войду?

– Конечно, проходи.

Они жили рядом вот уже пять лет, и их связывали добрые отношения. Ширли работала секретарем театрального продюсера и смотрела на мир, как на второй Бродвей, несчастные жены и пыльные залы суда были не ее стихией. Она села на софу Дженни.

– Ну что, сплошное великолепие, этот их дом?

Без сомнения, Ширли представляла себе мраморные полы и позолоченное дерево.

– Да, нет, это сельская усадьба, ей лет сто пятьдесят или побольше. Мне понравилось, но тебе там вряд ли понравилось бы.

– Ну, они хоть ужасно богаты, да?

Такие вопросы довольно неприятны, но надо принимать во внимание, кто их задает. Ширли была туповатой, но доброй. Но почему так много людей задают одни и те же вопросы? Каким-то образом пробуждается любопытство, и раздается вопрошающий голос – кто? когда? И любопытство удовлетворено…

– Я не думаю, что они «ужасно богаты». Но они и не бедные тоже, – спокойно ответила Дженни. – Но как-то никто не думает о них таким образом.

– Ты, может, и нет. Но ты вообще чудная, – покровительственно произнесла

Ширли. – А что в коробочке?

– Ожерелье. Посмотри.

– Боже мой! Ты только взгляни на него!

– Ты напугала меня. Почему ты так кричишь?

– Господи, ты идиотка. Здесь жемчуг стоимостью в десять тысяч долларов, неужели ты этого не знала? Нет, что я говорю? Он стоит гораздо больше. Жемчуг снова поднялся в цене.

– Этого не может быть, – выдохнула Дженни.

– Я знаю, что говорю. Я работала одно время на Мэдисон-Авеню в ювелирном магазине. Эти жемчужины размером в девять миллиметров. Ты знаешь, что это значит? Нет, конечно же, ты не знаешь. Надень его.

– Теперь я боюсь и прикасаться к нему. Я боюсь, жемчуг разобьется.

– Он не разобьется. Надень его.

– Я чувствую себя довольно глупо, если он действительно такой дорогой. Куда я его надену?

– Да куда угодно, есть много мест. Он великолепен. Посмотри.

– Я никогда не задумывалась о таких вещах, – удивленно ответила Дженни. – Я не понимала, почему кто-то хочет вешать себе на шею все эти деньги?

– Ты чудная, – раздалось в ответ. – Оно что, для тебя совсем ничего не значит?

– Ну, в каком-то смысле и значит. Оно очень красиво, конечно, но для меня важно то, что это значит, что я желанна в их семье, и вот почему я очень и очень счастлива. Я никогда не стремилась иметь такие вещи. Наверное, потому, что я просто не могла позволить себе ничего такого.

– Ну, похоже, что теперь ты можешь себе позволить это. Ты действительно без ума от него, да?

Дженни подняла глаза и взглянула в лицо подруги: за искренней привязанностью проглядывало и любопытство.

– Да, это так, – просто ответила она.

– Я никогда не видела, чтобы ты была так увлечена.

– Просто я раньше так никого не любила.

– Ты счастливая. Ты знаешь, ты жутко счастливая?

– Да, знаю.

– Любить мужчину, который хочет, чтобы это все было навсегда. Господи, как я устала от парней, которые не могут обещать тебе ничего, кроме того, что они никогда не посягнут на твою свободу. Я бы хотела отдать свою свободу, не всю, конечно, а часть, ради того, чтобы иметь дом и ребенка. Двоих детей. Но мужчины, которые сейчас встречаются, сами как дети, – посетовала Ширли.

Дженни, повесив свое пальто, ничего не ответила. Ей вдруг вспомнилось, как больше года назад Ширли и Дженни, как и большинство их ровесниц, наслаждались полной независимостью и свободой, которые ранее считались исключительной привилегией мужчин. А затем биологические часы, как они называли это тогда, начали тикать очень громко.

– Биологические часы, – произнесла она.

– Да. Ну, я очень рада за тебя. – Ширли встала и поцеловала Дженни в щеку. – Ты очень симпатичная девчонка, тебе повезло. Послушай, тебе надо запастись кусочком фланели и протирать жемчуг всякий раз, когда надеваешь его. И каждые два года его нужно восстанавливать. На твоем месте я бы это делала у Тиффани.