Благослови зверей и детей. Участница свадьбы
Шрифт:
Походы с ночевкой составляли дополнительное достоинство лагеря. За лето устраивалось четыре таких похода, в каждом участвовало по два племени. Бывали вылазки и в Большой Каньон, и в долину Моньюмент на территории индейской резервации, и в каньон Оук-Крик, а также в Цветную пустыню и в Каменный лес. Как-то утром, на шестую неделю лагерной жизни, апачи и писуны в сопровождении младших вожатых и под руководством старшего на двух грузовиках выехали в каньон Хавасу, образующий часть Большого Каньона. Высадившись из машин на перевале, они отправились дальше гуськом, неся в рюкзаках съестные припасы, палатки и ночной горшок. В высоте парили орлы, а писуны в течение двух с половиной часов спускались вниз и прошли восемь миль: первые пять миль крутой дороги были мучительны, но последние три тропа шла полого.
Ночью он снова кричал и просыпался от страха. Чтобы успокоить Лалли-2, Коттону пришлось засунуть его в спальник с головой.
Ко всему прочему пошел дождь. Ночь была беспокойной.
Наутро они осматривали окрестности, снова купались, а после обеда уложили рюкзаки и, готовясь к восхождению, наполнили фляги ключевой водой. Тут-то все и началось. Ничуть не сомневаясь, что окажутся наверху намного раньше писунов, апачи заявили, что, как только доберутся до грузовиков, поедут обратно в лагерь, а копуш этих дожидаться не станут. Однако старший вожатый ответил, что подождать им придется: группа должна вернуться вся вместе, к тому же и ждать писунов долго не придется. Апачи подняли крик. И предложили пари: они ставят бизонью голову против ночного горшка, что на перевале окажутся на час раньше писунов. В противном случае они, апачи, забирают себе горшок на оставшиеся две недели. Коттон принял вызов. Сверили часы, и восхождение началось.
Первые три мили, по пологому склону, писуны шли вровень с апачами… Но начался настоящий подъем, и они отстали. После дождя стало донельзя влажно. Насыщенный паром воздух был зажат меж стенами каньона. С писунов градом лил пот. За спиной у Коттона они то и дело отхлебывали воду из фляжек. Оставалось еще две мили, когда вода кончилась. Плечи под рюкзаками ныли. Писуны потихоньку выбрасывали на дорогу снаряжение. Раскалившийся за день гранит и песчаник теперь отдавали свой жар. Подъем стал почти отвесным. За милю до перевала они услышали издевательский гогот. Апачи уже были наверху и теперь, наблюдая за писунами, поглядывали на часы. Связи, соединявшие писунов, внезапно распались. Гуденау и Лалли-2 плюхнулись на землю и заревели. Тефт, Шеккер и Лалли-1, тяжело дыша, распластались в тени валунов. Лимонад с отвращением приказал им встать, но они не пошевелились, и тогда он пошел дальше один. А они остались.
Коттон поставил горшок на землю и посмотрел на часы. Последнюю милю нужно было преодолеть за двадцать восемь минут. Он попробовал расшевелить своих вояк криком. Он стал умолять их, но напрасно. Случайность свела их вместе. Их объединили унижения, неврозы и чувство безнадежности. И вот тонкие нити, связывавшие их в беде, порвались. Коттон больше был зол на себя, чем на них. Зря он согласился на пари. Это была тактическая ошибка. Дело ведь не только в том, чтобы отделаться от этой чертовой ночной посудины. Впервые в жизни они оказались близки к победе. Если он позволит им сдаться, они потеряют друг друга. А потеряв друг друга, потеряют и сами себя. Коттону стало ясно: судьба всего лета висит теперь на волоске, подвешена к кромке каньона.
«О Боже, ребята, — прохрипел он, еле ворочая шершавым языком и боясь, что сам расплачется. — Не останавливайтесь. У меня еще есть полфляжки. Пейте». Они только застонали в ответ. «Ладно, я вам расскажу. Не хотел раньше рассказывать, а теперь придется. Я как-то
Коттон так никогда и не понял, что сработало — боль или стыд. Но они встали. Он отдал им воду, Тефта поставил в голову цепочки, сам пошел замыкающим и, стоило писунам замедлить шаг, подгонял их. Последнюю сотню ярдов Коттон вдвоем с Шеккером волок Лалли-2 на себе. Они выбрались наверх за четыре минуты до конца срока и упали на землю как подкошенные.
Придя в себя, Коттон встал и, обогнув вожатых, направился к апачам, с безразличным видом сидевшим в кузове своего грузовика. Приедем в лагерь, сказал Коттон, еле двигая треснувшей и кровившей губой, вы тогда эту чертову башку бизонью отдать не забудьте. Потом он вернулся к писунам и заставил их встать.
— А теперь глядите! — сказал он.
Взял горшок за ручку, замахнулся, словно собирался метнуть диск, и швырнул горшок с обрыва. Теперь они были свободны.
Тефт снова выстрелил. Вдалеке люди кинулись по машинам, и грузовики двинулись вперед.
— Эф, Тефт! Газ слева, тормоз справа, так, что ли? — высунулся из кабины Коттон. — А скорость как переключать? Рычаг у руля? Куда тянуть — вверх или вниз?
20
Тефт глазам своим не поверил.
От неумело выжатого сцепления грузовик подпрыгнул. Коттон нажал на педаль, мотор взвыл, и машина тронулась с места. Вцепившись в руль, Коттон, с армейской бляхой на шее, направил грузовик на цепи, натянутые между двумя столбами.
Спуй мне фесню о том, Как сапется бизом, Где локышется в рекче кростник, Где баляны в куктах Игонда трах-тах-тах…Грузовик понесся не сворачивая. Под ударом переднего бампера туго натянутые цепи со стоном лопнули посредине и, как занавес, разлетелись в стороны. Машина выскочила наружу и, поскольку Коттон, видимо, не нашел тормоза, ткнулась носом в кедровые заросли.
Писуны уже собирались разразиться напоследок безумным смехом, но тут снайпер Тефт снова выстрелил и попал, потому что ехавший впереди джип развернулся и скрылся за склоном, а Тефт, схватив коробку с патронами, обнаружил, что она пуста.
Грузовик взревел, отпрыгнул от низкорослого кедра, повернул и въехал назад через дыру в ограде, словно на автородео, а Коттон, который, видать, разобрался, где находится тормоз, остановил машину. В это время Тефт выпрямился, схватил винтовку за ствол, поднял ее над головой и шваркнул об землю, так что приклад разлетелся на кусочки.
— Недоделки! — взвыл Тефт. — Бензина — нет, сена — нет, патронов — нет. Недоделки, вот мы кто!
Коттон улыбнулся. Он давно не улыбался.
— Это точно, — кивнул он.
Потом закурил сигару и с глубокомысленным видом выдохнул дым. Даже теперь, в их нынешнем состоянии, эти слова поразили писунов. Они с потерянным видом потянулись к Коттону — неуверенно, словно опасаясь, что он дошел до точки.
Было тихо, только пофыркивал мотор. Коттон посмотрел на бизонов, они нетерпеливо тыкались носами в траву в поисках люцерны, потом быстро перевел взгляд на преследователей. Джип и два грузовика быстро приближались — до них оставалось пятьсот ярдов.