Благосостояние для всех
Шрифт:
Я не замедлил представить на рассмотрение федерального кабинета министров, лишь немногие месяцы спустя после образования второго правительства Аденауэра, проект закона о картелях, идентичный тому, который был предложен парламенту первого созыва. Несмотря на яростные и повторные попытки провалить предложенный мною принцип запрещения, федеральный кабинет значительным большинством голосов принял 17 февраля 1954 года мой проект.
При этом кабинет выразил пожелание, чтобы Бундестаг при дальнейшем обсуждении вопроса исходил из результатов обсуждения в парламенте первого созыва.
21
Против моего проекта со стороны хозяйственных кругов все время выдвигалось положение, что народное хозяйство не может быть поставлено в условия неограниченной конкуренции до тех пор, пока государство при помощи налогов отнимает слишком большую долю дохода, который дает занимающимся хозяйственной деятельностью их труд. Так как эта аргументация, с материальной точки зрения, не была лишена известного оправдания, то я согласился на отсрочку на время обсуждения налоговой реформы, принимая к тому же во внимание, что в связи с работой над налоговой реформой парламент действительно был перегружен.
Этот перерыв дал еще раз возможность обсудить важнейшие положения законопроекта с заинтересованными кругами народного хозяйства, особенно с Федеральным объединением германской промышленности.
Эти переговоры привели 18 октября 1954 года к составлению обобщающего резюме этих дискуссий, часто неправильно истолкованному и много обсуждавшемуся. 24 марта 1955 года Бундестаг, на своем 76-м заседании, приступил к первому чтению правительственного законопроекта. В распоряжении парламента оставалось два года до истечения его полномочий. Этого времени было достаточно, чтобы рассмотреть даже такой сложный законопроект с самых различных точек зрения.
С разных сторон раздаются упреки, что рассмотрение закона шло медленно. Я сам достаточно ясно указал на многократные случаи противодействия законопроекту, проявлявшиеся на протяжении всех фаз обсуждения. Однако справедливость требует отметить, что здесь дело шло о законодательном оформлении весьма сложного вопроса, причем у законодателя был в распоряжении по существу только материал, опирающийся на отрицательный опыт, а частью не опирающийся ни на какой опыт.
По поводу отсрочек и перерывов в рассмотрении закона я хотел бы заметить, что они были вызваны не только тактическими соображениями моих противников, но и тем, что я соглашался на отсрочки, желая получить от парламента закон действительно пригодный и соответствующий моим основным понятиям. Я имел основание надеяться, что с приближением конца полномочий парламента депутаты скорее будут склонны принять во внимание мои соображения, тем более, что дело касалось закона о защите именно потребителей. Однако, в дальнейшем эти тактические соображения не должны здесь служить предметом обсуждения. Для меня было здесь важнее изложить принципы моей точки зрения на картели – принципы, которые сохраняют силу при всех изменениях текущих вопросов дня.
Предварительно я должен
Я исхожу из опыта, подкрепленного исследованиями экономической науки, что народное хозяйство, основанное на конкуренции, является лучшей формой хозяйства как с точки зрения экономической, так и с точки зрения демократических принципов. Государство должно вмешиваться в жизнь рынка только в той степени, в которой это требуется для поддержания работы механизма конкуренции или для контроля тех рынков, на которых условия вполне свободной конкуренции не осуществимы.
Ни одно течение экономической мысли не отрицает, что в эпоху либеральной экономики человечество в смысле цивилизации сделало огромный шаг вперед. После того, как закостенелое цеховое устройство со своими хозяйственными, но также и этическими и сословными понятиями стало тормозом прогресса, восторжествовал принцип «laissez faire», открывший дорогу небывалым экономическим силам. В то время как цехи осуждали личную инициативу и передовые идеи, предприниматель начинавшегося XIX века мог сам все решать, как ему поступать со своей продукцией. Так как все предприниматели имели одинаковые шансы в рамках свободной деятельности, развилась конкуренция, а благодаря ей развился и «рынок», ставший центром перекрещения всех экономических интересов. Образующиеся под влиянием спроса и предложения рыночные цены давали такое направление производству и потреблению, которое шло на пользу всем.
На протяжении последних десятилетий XIX века выявились однако факторы, которые, с одной стороны, нарушали эффективность рыночного хозяйства, с другой – приводили к усиленным трениям социального и политического характера.
Силы, присущие самому рыночному хозяйству, а также мероприятия государства, привели к стеснению механизма конкуренции путем создания монополий и иных позиций, господствующих над рынком. Развитие техники со своей стороны лишний раз содействовало появлению определенных монопольных тенденций, так что равенство условий в конкуренции было, несомненно, повсюду нарушено.
Любая монополия таит в себе опасность того, что потребитель окажется обделенным, и к тому же она замедляет экономический прогресс. Отрицательные последствия стремлений к монополиям должны были тем сильнее дать себя знать, чем меньше были по своему масштабу те или иные народные хозяйства и чем больше они отгораживались от мирового рынка путем протекционистских мероприятий, или поскольку, используя такую изоляцию, частнохозяйственные монопольные позиции сознательно поощрялись путем хозяйственно-политических мероприятий [43] .
Краеугольным камнем такого взгляда на картели является мое убеждение, что в условиях свободной конкуренции дают себя знать силы, которые действуют в том направлении, чтобы достижения экономического прогресса и улучшение в методах труда не находили свое отражение в повышенных прибылях, пенсиях или синекурах, но чтобы все успехи шли на пользу потребителю. Социальный смысл рыночного хозяйства в том и заключается, что любой успех экономики, любое достижение рационализации, любое повышение производительности труда идет на благо всему народу и служит лучшему удовлетворению нужд потребителей.