Блатной конвейер
Шрифт:
Паренька все звали Шкет. Невысокий, щуплый, он в самом деле не вызывал иных сравнений. Прозвище ему шло. Резенков не придал значения тому, что парня все звали Шкетом, а не по имени. Но потом он услышал, что и те два молодых плечистых начальника, которые принимали его на работу, между собой зовутся не иначе как Баржа и Фофан. Он пригляделся и понял, что оба они наверняка имеют судимость. Получалось, что он опять сумел вляпаться в почти уголовную среду.
Сергей стал приглядываться к работникам цеха. Старшим и самым опытным мастером-мебельщиком был мужик в возрасте, к которому все обращались Кузьмич. Мужичок был пьющий, но, как он сам говорил, в состоянии подпития он работал
Собственно, вся бригада мебельщиков состояла из четырех человек. Кузьмичу помогали двое парней лет двадцати с небольшим: Роман и Славка. И был у них в бригаде разнорабочий, к которому они относились как к клоуну. Звали его все не иначе как Леник. Был он худой, какой-то черный, непромытый и все время у всех стрелял сигареты. Сергея они приняли нормально, как своего. Правда, пришлось «проставиться» — купить пару бутылок водки и кое-какой закуски. На этом вхождение в коллектив и закончилось.
Работать Сергею приходилось со Шкетом, которого вообще-то звали Лешкой. Станки Лешка знал плохо, качества не давал, да и скорости работы у него не было. С приходом Резенкова объемы продукции значительно выросли. Во-первых, станки оказались разрегулированы до крайности, во-вторых, Лешка не умел правильно устанавливать сменный инструмент и режим работы. А уж о заточке фрез и говорить было нечего. Само собой получилось, что Шкет стал подмастерьем Сергея. Всех такое положение, казалось, устраивало. Особенно Баржу и Фофана, которые с удивлением смотрели, как под навесами растет гора готовой продукции. Впрочем, они быстренько куда-то сбыли ее оптом, а Сергею выдали небольшую премию.
Так потекли первые недели жизни и работы Резенкова в цеху. Спальное место он себе оборудовал из отходов в старой кладовке. Маленькое деревянное помещение давно не использовалось, потому что имело только крохотное окошко под потолком, да еще из-за своих размеров. Сергей его немного отмыл, заделал щели. Получился небольшой гостиничный номер с лежанкой, столом и стулом. Свой маленький мирок, в котором можно закрыться ото всех на свете. Был в цеху и душ с горячей водой.
В большинстве случаев у Резенкова не было особой необходимости общаться с мебельщиками, поэтому единственным его собеседником был всегда Лешка-Шкет. Шкет Сергею нравился. Была в парне какая-то непосредственность и незащищенность, но он из себя никого не строил, был и казался таким, какой он есть. А еще чувствовалось, что живется ему не очень весело на свете.
Лешка особенно Сергея не расспрашивал о его прошлом. Ну судимый, ну освободился недавно, ну жить негде. И все. Зато столярному делу он у Резенкова учился с большим удовольствием. А потом как-то так само собой получилось, что Шкет попросил у Сергея совета, как ему лучше сконструировать встроенный шкаф в доме. И сразу выяснилось, что живет он один недалеко в частном доме, который ему достался от умершей недавно бабки.
Сергей потрепал парня по плечу и вечером отправился к нему домой давать советы на месте. На пальцах много не насоветуешь, а помочь пареньку хотелось серьезно. Когда они подошли к дому, сердце Сергея сжалось. Домишко оказался покосившимся, маленьким и почерневшим от времени. Подслеповатые окна смотрели уныло пыльными, давно немытыми стеклами. Забор вокруг участка покосился, а двор зарос высоким бурьяном. Чуть в стороне стоял деревянный туалет, который, казалось, тоже вот-вот упадет. А дверь у него, судя по внешнему виду, плотно совсем не закрывалась.
— И тут ты живешь? — не столько в форме вопроса, сколько с осуждением сказал Сергей.
— А
— Молодой, здоровый, а так запустил все вокруг. И туалет мог бы новый давно уже построить, а уж забор такой иметь совсем стыдно. Ладно, пошли внутрь, покажешь, что у тебя там за хоромы, где только встроенного шкафа и не хватает.
Шкет смущенно улыбнулся и повел Сергея в дом. Резенков был в шоке от того, как и внутри дом запущен. Не то чтобы уж очень воняло в доме, но воздух какой-то затхлый, пыльный, отчего у него сразу зачесались глаза. Пришлось парня пожурить, а заодно и дать несколько советов, как без особых затрат привести жилище в приемлемый вид. Все-таки за плечами у Сергея были годы армейской жизни, да и колония многому научила.
Потом они долго обсуждали и рисовали на тетрадном листке чертежи будущего встроенного шкафа в спальне. Затем вместе перемыли гору грязной посуды, и Лешка усадил гостя пить чай. Уже стемнело, когда за окном послышались невнятные голоса, а потом в сенях стукнула дверь. Сергей вопросительно посмотрел на молодого друга и увидел, как Лешка весь поджался и погрустнел.
В дверь по-хозяйски ввалились двое. К большому удивлению Резенкова, одним из поздних гостей оказался Леник. Его приятелем был незнакомый парень с такими же мутными глазами и парой наколок на пальцах в виде перстней.
— Шкет, дай упасть до утра! — развязно сказал Леник, не сразу увидев Сергея. — Ваще ноги не держат…
— Это че за хата? — явно преувеличивая состояние опьянения, поинтересовался его приятель. — А бабы есть? «Жульман» сегодня гуляет, он сегодня при «лавэ»!
Сергея передернуло. Видимо, эти двое здесь гости не редкие, потому-то Лешка и не особенно ухаживает за домом. Достали его всякие проходимцы, а воли и характера отвадить, наверное, не хватает. Настроение сегодня у Сергея было благодушное, поэтому визит двух подвыпивших и, видимо, немного еще и под дурью парней его не столько взбесил, сколько расположил к куражу. Да и жаргонное «жульман», означавшее вора-карманника на «фене», напомнило ему уголовную среду, в которой он провел несколько лет. Собственно, этот опыт и подсказал ему безошибочно, что дружок Леника не ахти какой уголовник, а просто фраер. И Сергей решил Лешке помочь.
— Что за «кипеш»? — рявкнул Резенков тоном, который хорошо усвоил в блатной среде. — Никак Леник? А это что с тобой за «чувырло братское»?
Гости опешили, а лицо дружка Леника постепенно стало серьезным. Он скорее всего на самом деле был судимым, но по какой-нибудь мелочи, по «бакланке», то есть за хулиганство, и никак не больше. Но вот интонацию и знакомый жаргон уловил сразу. И превосходство говорившего тоже сразу понял.
— «Юрдоните»? — насмешливо осведомился Сергей. — Ну-ну! Ты, Леник, самый последний «якорник», это я в цвет понял сразу. А кого ты тут нам приволок? По «бебикам» вижу, что «сыроежка». Слушай сюда, кореша! Мне «идти в темную на шубу с клином» не западло, и в «шалманах я тертый». Еще раз порог переступите — «налью как богатому». Сечете? «Гнилушки» по стене размажу и слизывать заставлю!
Сергей медленно и со значением стал подниматься с табурета, опираясь руками на край стола. Дружок Леника что-то забормотал невнятное, так толком и не сфокусировав на Резенкове глаза. Но главное он понял — в доме есть кто-то, перед кем он в самом деле самый что ни на есть фраер. Леник тоже опешил от такого количества незнакомых, но таких убедительных фраз, что решил лучше ретироваться. Ворча и препираясь, кореша стали толкаться в дверях. Постепенно шум удалился и затих где-то на улице.
— Как ты их… — не зная толком, то ли радоваться, то ли опасаться, сказал Лешка.