Блаженство кротких
Шрифт:
Вскоре появились очертания стелы, пролежавшей у развалин Большого храма более трёх тысячелетий. За ней показался край разбитого обелиска. Фахми остановился.
Можно ли увидеть огонь в залитых солнцем полуденных миражах неспокойного океана пустыни?
Фахми его увидел.
Слабеющее пламя истекало из бронзовой чаши жреческой огненной купели с кованным витым изножьем, возникшей на обломке гранитного обелиска. Это скорбное пламя – поминальный огонь, разведённый последним солнечным жрецом в память о великом городе и великом фараоне.
Сквозь муар тысячелетий смутно виделась преклонённая,
Пятнадцать лет разрушались храмы и дворцы. Пятнадцать лет, как жители покинули Ахетатон. Пятнадцать лет прошло после смерти великого правителя.
Построенный им город разгромлен до основания последней колонны. Его гробница жестоко разорена, останки сожжены, а имя предано забвению и проклятью. Под страхом смерти запрещалось произносить любое из его имён. Для хулы и проклятий, посылаемых ему вослед, было наречено единственное имя – Еретик.
Шум кавалькады четырёх огромных автомобилей, прибывших с севера, вырвал Фахми из забытья. Первая машина остановилась лихим разворотом в двух десятках шагов от него, где кончалась асфальтовая дорога. Три других прижались к ней носами, как поросята к брюху свиньи. Это был не случайный манёвр. Срединная машина оказалась прикрыта с трёх сторон.
Суетливо озираясь, выскочили двое, облачённые в серый камуфляж пустыни. Ещё двое. И вот уже пятеро молодцов снуют взад-вперёд, как потревоженные муравьи. Двое остановились, посмотрели на Фахми. Один указал в его сторону и что-то сказал. Другой кивнул и заскочил за машину, откуда показался щуплый, невысокий, но горделиво осанистый господин в британской колониальной кепке, защитной рубахе и зеркальных очках. Бойцы обступали его, прикрывая собой, словно пчелиный рой вокруг матки.
Фахми прищурился. Главный остановился, показал на него пальцем. Крепыш из свиты вскинул бинокль. Солнцем сверкнули окуляры.
Зачем бинокль? И так видно. Даже мне, разменявшему седьмой десяток.
Фахми отрешённо наблюдал странный спектакль, когда его слух уловил свистящие звуки и глухие удары. В пятидесяти метрах сзади, бархан разорвало серией песчаных фонтанчиков. Тут он понял, что пришлые взирают за его спину.
Если бы разум Фахми не опутал мираж, и если бы он затем не отвлёкся на чужаков, то приглядевшись, мог бы увидеть далеко на юге, как в узкий просвет между предгорьями и Нилом вливается другая река, расцветки хаки, и катит на север, растекаясь широкой волной.
До того, как новостные порталы взорвутся красными экстренными лентами, оставалось сорок три минуты. Больше двух часов не работала мобильная связь. А час назад, с интервалом в десять минут, в двух портах, Бур-Сафага и Рас-Гариб, разнесённых вдоль берега Красного моря на двести километров, высадились отряды неведомой армии – «воинства праведного халифа Омара».
Нынешнее время богато на парадоксы.
Противоборствующие сверхдержавы, оснащённые небесными и подводными беспилотниками, лазерными и рельсотронными установками, всевидящими спутниковыми сетями, и иными чудесами военных технологий, проворонили рождение третьей силы.
Подобно грызунам, комарам и саранче, плодящимся вопреки
Растянувшись на сотни километров по двум дорогам, обе армии воинства на удивление скоро форсировали пустыню, продвигаясь к зелёной прибрежной долине. А в это время их передовые отряды, что заранее просочились и осели среди населения, рассекли Египет в центральной части. Разделившись, они двинули на север и на юг по густонаселённой долине Нила, обезопасив себя от ударов с воздуха. Проходя посёлки и городки, их отряды не встретили сопротивления, обчищая полицейские и военные склады. Более того, они существенно пополнили свои ряды религиозной молодёжью.
Первые бои с регулярной армией случились к вечеру. На севере – в пригородах Каира, а на юге – в предместьях асуанской плотины. В течение дня там готовились военные укрепления.
Эта дерзкая вылазка охладила пыл сверхдержав и сдержала начало войны. Даже противоборствующие стороны в Иране, поддерживаемые Россией, Китаем и Пакистаном с одной стороны, и западной коалицией с другой, притихли и заключили перемирие.
Почти три месяца потребуется бывшим противникам – коалиции из сил НАТО, России, Израиля и Пакистана, действующей под формальным руководством генштаба Египта, чтобы очистить страну от боевиков.
Это был первый короткий мир, предсказанный Фахми.
Пули вспороли пустыню ближе к ногам Фахми. В это время крепыш с биноклем на шее подбежал к нему и дёрнул за рукав. Он выкрикнул по-арабски:
– Боевики! Убьют! Бежим!
И Фахми, видимо побежал. Потому что в себя он пришёл на заднем сиденье, рядом с чужаком в колониальной кепке, который снимал очки, помаргивая и протирая глаза.
8. Пулковское дело.
Проходя, Ерохин услышал гулкий бас Полежаева в открытую дверь.
– Тамара, ты в правду веришь, что можно чем-то до смерти напугать столько народу?
Тут Ерохину пришла интересная мысль. Он зашёл. Уставшая Тамара пыталась что-то ответить. А Полежаев, узрев Ерохина, откинулся на спинку и вызывающе развалившись в кресле.
– Всё это надёргано под требуемый результат. Теперь мы совсем заплутаем в лабиринте. И не подступимся к реальным делам.
– На тебе дело. – Ерохин протянул кожаную папку, только что полученную в кабинете Можайского. – Реальное. Как ты хотел.
Взяв папку, Полежаев сбросил ноги с подножки кресла, и перекинул обложку.
– Что здесь?
– Двойное убийство в Пулково. С похищением бортового самописца.
Взгляд Полежаева бегал по строчкам. Широкий палец перевернул лист.
– Тут даты вчерашние… Почему нам?
– А вот так. Больно дело склизкое. Прокурорские перебросили фээсбэшникам. А те сходу вспомнили о новом подразделении. Вот так.
– Да-а, – Полежаев машинально лизнул палец, шаркнул листом, почитал и поднял глаза на Ерохина, – Реальные убийства. Это же наш профиль.