Блаженство кротких
Шрифт:
Выбор небогат: бросить здесь, усугубив пробку, или взгромоздить на газон – нежно-зелёный и аккуратно стриженный. Поколебавшись, Ерохин крутнул руль и перемахнул через бордюр под редкие неодобрительные гудки. Смущённо отворачиваясь, он выскочил на набережную и затрусил вдоль бетонной ограды к мосту.
О машине Ерохин не беспокоился. Выделенный его группе автомобиль, кроме навороченной спецсвязи, сверхпрочных колёс с особой ячеистой резиной, и пуленепробиваемых стёкол из прозрачного алюминия (названия которого он не мог запомнить), обладал ещё и магическими госномерами, отпугивающими эвакуаторы,
Мысленно вернувшись к дорожке сквера, Ерохин больше не вспоминал о трагической сводке. Катастрофа затёрлась в памяти, как множество других случайных событий.
2. Лиссабон – Петербург. Частный самолёт корпорации «Сигма интернешнл».
Полуденное солнце, бившее в шторки иллюминатора последний час, незаметно обогнуло лайнер и косо вливалось слепящими лучами, зеркалясь от глянцевой поверхности стола. Самолёт плавно разворачивался, предваряя скорое снижение.
Олаф Вагнер, как всегда собранный, поджарый, коротко стриженный, оживлённо беседовал по спутниковой линии. Он принципиально не пользовался гарнитурой, предпочитал разговаривать по старинке, прижимая к щеке малтфон.
Его собеседник о чём-то говорил. Вагнер изредка соглашался короткими кивками, затем усмехнулся, – Нет, лечу я не за этим, совсем не за этим, – он сделал паузу и задумался, – Причина другая. И ты видимо догадываешься. Но это при личной встрече. – Он наклонился к иллюминатору, сдвинул шторку и повёл головой, разглядывая отдалённый пейзаж, прорывающийся сквозь сетку облаков внизу. – Ну вот, похоже подлетаем к Петербургу. Скоро снижение. Пока, моя пташка. До встречи. – Он послушал трубку и расплылся тёплой улыбкой, – Ты для меня всегда будешь пташкой. Маленькой и желторотой синичкой. Ну всё. Пока. Целую. Люблю.
Вагнер нажал кнопку, задумался, обводя пальцем мелкие квадратики черепашьего панциря на задней стенке эксклюзивного малтфона, исполненного в единственном экземпляре и стоившего больше, чем его личный автомобиль. На самом деле он вообще не имел цены, потому что это – подарок Линды.
Время текло нестерпимо медленно, но обсуждать по телефону столь важный и мучительный для него вопрос он не решился. Осторожность превыше всего, тем более, когда тень брошена на одного из самых близких ему людей. От того, подтвердятся или развеются его опасения зависит больше, чем его жизнь – на кон поставлено дело всей его жизни, вернее его исход.
Вагнер с удивлением ощущал нарастающее беспокойство, совершенно нехарактерное для него, жёсткого и хладнокровного нормана, построившего могущественную промышленную империю. Но бизнес давно отошёл на второй план. В последние годы он, Олаф Вагнер вложил всего себя в дело, крайне важное для жизни этой небольшой планеты, облететь которую он мог без малого за 16 часов. Сейчас, для разговора с глазу на глаз, он пролетел добрую её половину. Из Нью-Йорка в Лиссабон, где его ждал самолёт, сразу выруливший на взлётную полосу. Теперь и этот рейс подходит к концу, и уже через считанные минуты он приземлится в Петербурге.
Откуда этот холодный парализующий
Едва заметное шевеление в правой ладони обернулось судорожной болью, словно рука сжимала не малтфон, а сработавший электрошокер. Нервы сдавали. Обычный сигнал вызова. Но дёрнувшаяся рука больно ударилась о подлокотник, а вылетевший аппарат стукнулся о массивный квадратный стакан, перевернулся экраном вниз и уткнулся под бортик серебряного блюда. Словно плоская черепашка пыталась спрятаться под столовый прибор.
Одолев тревогу, Вагнер поддел его мизинцем и недоуменно уставился на экран.
Он! … Что это? Совпадение или закономерность? – подумал Олаф и понял, что в любом случае это недобрый знак. Затем уверенно нажал кнопку и поднёс аппарат, услышав знакомый доброжелательный голос, – Олаф, дружище, я не могу с тобой связаться. Ты куда пропал?
Вагнер молчал.
Зачем он спрашивает? Проверяет? Если он меня ищет, то наверняка знает, где я нахожусь. – пронеслось в его голове.
Он ещё немного помолчал, обдумывая, что ответить, или что спросить и произнёс глухим сдавленным голосом, – Ты?
– Я, – послышался невозмутимый ответ. Вагнер помешкал, раздумывая – продолжить, или прервать разговор, затем ответил, – Ты что-то хотел? У меня мало времени. Я перезвоню тебе позже.
Раздался лёгкий выдох усмешки, – Это вряд ли получится. Ты совершил непростительную ошибку, всемогущий Вагнер.
Магната прошиб холодный пот. Он завороженно глядел на свою руку, что на глазах бледнела, вычерчивая узор аристократических прожилок. Тон собеседника наполнялся тяжёлыми нотками. – Слушай внимательно. Моё прошлое – это только моё прошлое. А ты поплатишься за самоуверенную дерзость. Прощай, Олаф. Мне искренне жаль.
Лавина бессильного ужаса пронеслась в сознании Вагнера, сметая на своём пути ещё теплившуюся надежду. Сбывались худшие подозрения. Он понял всё. И хотел прокричать в трубку что-то сильное, важное, ранящее, оставляющее глубокий след, но подкативший к горлу ком выпустил наружу лишь бессвязный хрип, а из трубки послышался размеренный женский голос, – В связи с начавшимся снижением, система безопасности произвела автоматическую блокировку всех спутниковых линий связи на борту. Приносим свои извинения. Разблокировка будет произведена автоматически, по завершению снижения.
Система безопасности, в разы превышающая уровень защиты всех известных авиалайнеров, специально разработанная для трёх эксклюзивных самолётов корпорации, сыграла с ним первую злую шутку. Вторая, роковая, произойдёт в ближайшие минуты.
Он уже понял, что катастрофа неизбежна, но пугало его даже не это. Хуже всего, что он не сможет сообщить Линде о том, кто виновен в случившемся. Он мучительно искал выход. И нашёл. Теперь главное – вспомнить. И главное – успеть. Вагнер дёрнул головой влево, на противоположную сторону, где мирно дремал его секретарь, и заорал во весь голос: