Бледный луч
Шрифт:
Иногда её ужасало огненное влечение к мужу. Она до смерти боялась, что Фрэнк устанет от частых скандалов и подаст на развод. Что ей тогда делать без него? В цвете лет она не привила себе любовь ни к одному земному увлеченью. У неё было только ожидание, вошедшее в тяготящую привычку. Всё, что ей дорого, было сосредоточено вокруг Фрэнка. А он, усугубляя ситуацию, неизменно покидал больничные стены не раньше девяти, и терпение Эммы приходило в износ.
Редкий случай он выбирался раньше обычного, но до спальни жены не доходил – внизу его перехватывала мать. Они долго беседовали в гостиной, распивая
Ожидая его в спальне Эмма злилась. Теперь чем меньше они виделись, тем меньше разговаривали. Рассказы Эммы о путешествиях, морях и океанах не увлекали Фрэнка. А Эмма, всё больше убежденная, что муж равнодушен к ней, не трогалась его долгими медицинскими полемиками с самим собой, новостями из жизни театра и музыки. Ах, если бы он только любил её той же неизмеримой меркой, она бы слушала его речи о чём угодно! Но он безразличен, и любовный энтузиазм молодой миссис О'Брайн постепенно угасал.
По сущности своего естества Фрэнк был наделен спокойным рассудительным нравом, любил доводить любое дело до конца, предельно анализируя всякие исходящие последствия. Он никогда не разрешал себе пойти на необоснованный риск, и каждое решение взвешивал по десять раз. В противоположность Эмма обладала вспыльчивым темпераментом, усугубленным молодостью, и почти что полностью была лишена рассудительности. Потому придирчивая щепетильность Фрэнка легко выводила её из себя.
Как-то в пятницу они прошлись по магазинам, и Эмма углядела большую статуэтку римского легионера. Фрэнка смутило, что эта вещица была почти с него ростом, а меч легионера торчал на два фута.
– Послушай, мне кажется, она не сильно подходит к нашим обоям, – уклончиво заметил Фрэнк, не найдя более подходящего оправдания её не покупать. – Давай ещё подумаем, а завтра вернёмся сюда и купим её.
Предлагая возвратиться на следующий день, Фрэнк надеялся, что за ночь порыв Эммы исчезнет, и она передумает приобретать такую ненужную громадину.
– Ты что, Фрэнк, от неё прямо Италией пахнет! Прошу, давай её купим!
– Но она займёт весь угол у окна, где стоит мой письменный стол.
– Ну и что. Между прочим, стол там не к месту.
– Но я работаю там изредка. Это самое подходящее место для работы: там самое хорошее освещение.
Тут вмешался торговец, снизив цену вдвое. И Эмма стала уговаривать его ещё сильнее.
– Умоляю, Фрэнк, что тебе жалко сделать для меня такую малость? Она мне так нравится. Я буду смотреть на неё и думать о Риме.
– Дело не в этом, милая. Ты сама представь, как она будет там смотреться. Вот мы её поставим, а потом ты пожалеешь, что её купила. В комнате станет тесно.
– Так вы будете брать? – уточнил торговец, водя глазами от одного к другой.
– Нет, мы ещё подумаем, – мягко ответил Фрэнк, а Эмма разозлилась.
– И не покупай. Не обязательно было придумывать отговорки, чтобы скрыть свою жадность.
Они окончательно рассорились и вернулись домой в молчании. Однако, вечером
– А нельзя переставить эту…статую в другое место?
Фрэнк оторвался от учебника и едва сдерживал улыбку.
– А в чем дело? – будто не понимая, уточнил он.
Эмма встала перед ней в позу.
– А разве не видно?
– Нет.
– Она мешается здесь.
Фрэнк отложил учебник и, всё ещё сдерживаясь от улыбки, обнял её со спины.
– Только не надо говорить, что ты предупреждал, – обиженно сказала Эмма. – Я сама всё поняла.
– Ладно, не буду.
Они помирились. Статую Фрэнк отослал Огюсто в Лондон, и тот был в полном восторге, поставив её в своей художественной мастерской.
Эмма долгое время ходила с неприятным осадком на душе от того, что всё так неуклюже обернулось. Жизненный урок был ею усвоен, но большой минус таких уроков состоит в их скоротечном действии. Эмма продолжала принимать поспешные решения, а Фрэнк упорствовал, когда видел всю их невразумительность. Их ссоры становились частым явлениям, и взаимопонимание оказалось под угрозой.
А потом был случай, когда в доме частым гостем стал Роберт Харли. Фрэнк устраивал его в кабинете, и несмотря на поздний час они долго играли в бридж, смеялись как неразлучные братья, пили виски и угощались трубкой. Слыша доносящееся снизу веселье, Эмма приходила в исступленную ярость, слонялась по комнате, разодетая в атласную сорочку с целью впечатлить мужа своей красотой. Сознавая, что Фрэнку куда приятнее общество мистера Харли, она крепко поджимала губы от досады, зная, что ничего не сумеет предпринять.
Недовольство Эммы копилось. И в тот день, когда запас её ограниченного терпения подошёл к концу, она спустилась на обед в полном беззвучии. Габриэла обедала у соседей, и им было накрыто на двоих. Фрэнк сразу подметил её молчаливость.
– Ты сегодня какая-то тихая. Что-то случилось?
– Нет, абсолютно ничего нового, – Эмма усиленно держала взгляд в пределах своей тарелки.
– Я же вижу, что-то не так.
– Серьёзно? – она усердно пилила мясо ножом. – А по мне так всё превосходно: прозябаю в четырёх стенах, а ты замечательно проводишь время с мистером Харли. Полная идиллия брака.
Фрэнк отложил столовый прибор. Ему всегда приходилось постараться, чтоб уяснить намеки жены, которых не понимал.
– Так всё дело в Роберте? – помолчав, он посмотрел на Эмму.
– Если угодно, – огрызнулась она.
– Я и не знал, что Роберт тебе не нравится… – он недолго помолчал. – Однако, мы давние друзья, и только из-за того, что он тебе неприятен, я не могу порвать с ним отношения.
– Разумеется. Скорее ты бросишь меня, чем его. Тебе с ним куда интереснее обсуждать ваши медицинские положения, органы, кишечник или что там ещё.