Бледный луч

Малахова Елена Валентиновна

Так пришла осень. Зачастили дожди. В театре ставили пьесы "Трагическая история доктора Фауста"¹⁰ и "Пигмалион¹¹", а также премьеры комедий. Фрэнк доставал им билеты на спектакль в партер. Эмма грустила, даже когда постановка требовала от зрителя по-меньшему улыбку. Фрэнк аплодировал без устали, широко улыбаясь, а большие карие глаза лучились бодрым всплеском эмоций. Сосредотачивая в себе терпение, Эмма не выбивалась из общей аудитории и тоже купала труппу в овациях. Фрэнк, замечая за ней искру задора, снова дружески улыбался.

На прощание Фрэнк всегда жал Эмме руку с невероятной аккуратностью, лаской, и она начинала страдать от его целомудренной сдержанности. Оставаясь же с Фрэнком наедине, её сводила

с ума мысль о поцелуе, которым он без труда воспламенит её губы. И она спрашивала себя, почему он медлит?

В те нестерпимые дни ожидания её сморила меланхолия, заключенная в сомнении: а настолько ли хороша она собой, как вбивала ей мать? Столько времени они ходят там и сям, а от него никакой инициативы. Неужели он не питает к ней симпатию!? Да что там симпатия, если она любит его всем своим юным животрепещущим сердцем!? Пускай он не наделен безусловным вкусом и увлекается пустым (разве мазня в галереях, хоть и известная, а также набор музыкальных нот – стоят шума, которым удостаивает их Фрэнк?). Да, ей не интересен театр: артисты в её представлении не личности; разыгрывая из себя тех и других, они не имеют собственного лица. Музыканты в большинстве своём пьяницы и лентяи, а музыку необходимо слушать лишь в редкую стежку, когда приедается обыденность.

Но даже вопреки этому её существо тянулось к нему. Эмма молила себя набраться покорности, украшающей девушку. И она ждала. Прошел месяц, и два прошло, но Фрэнк оставался любезным всезнающим кавалером, не посягающим на честь влюбленной девушки, и по-прежнему дарил ей только долгое уверенное рукопожатие. Так летело время, оставляя в прошлом год трогательных благопристойных встреч.

3

В Лондон нагрянула зима. В конце января город захватила страшная метель. Видимость составляла не больше двух ярдов, автомобили стали редким гостем дорог: водители проявляли благоразумие обождать, пока несвойственное Лондону явление затихнет, а Фрэнк жил вдали от Эммы. Она додумалась, что Фрэнк не посмеет выйти из дома в такой буран. Стараясь сохранять непринужденность, особенно в присутствии матери, она ждала от него вестей. Но он не звонил и не прислал записку. Метель разыгралась на три дня, не давая никаких надежд на встречу.

Но на четвёртый день, когда буря оставила город справляться с последствиями своего гнева, Фрэнк всё-таки объявился, причём с обещанной год назад "Принцессой Клевской". Долгая разлука послужила толчком к переменам в девушке. Эмма, измученная тоской, растеряла терпеливость, а следом и показную уравновешенность. На этот раз влечение к нему было столь безудержно, что – едва миссис Морган оставила их на минуту, а Фрэнк в тот момент просвещал Эмму о поездке в Венецию в позапрошлом году – Эмма без слов поцеловала его услаждающим прикосновением: коротким, но достаточным, чтобы понять всю прелесть жаркой кожи её нежных губ. Фрэнк оборвался на последнем до поцелуя слове, замер и глянул на Эмму долгим необъяснимым взглядом. Если уж что и крылось за ним, так это весомое удивление. А ей хотелось увидеть в нём счастливый блеск и теплоту. Потом он поглядел в окно, где солнце укрылось за шеренгой низких туч, подумав о чем-то своём. Эмма сразу подметила, что его глаза блуждают далеко за пределами стекла. Ей досаждало его безразличное молчание. Она задумала извиниться за свой поступок, но тут с работы пришёл мистер Морган. По-доброму он поприветствовал двоих, и завязалась беседа.

Дружба Фрэнка с Эммой приходилась ему по нутру. Хорошего образованного собеседника днём с огнём не сыщешь, а будущий врач – интеллигентная компания. Всерьёз мистер Морган Фрэнка не воспринимал, а только как сына доктора Чарли О'Брайна.

Вернулась миссис Морган, разрешив дела на кухне, а спустя четверть часа Фрэнк заявил о своём уходе и, согласно правилу, распрощался со всеми. Эмме напоследок он даровал теплый скорый взгляд, без намёка на улыбку. Душа Эммы тихонько стонала в груди от его неприступности. Она поняла, что недооценила поклонника – он безразличен к ней. Ему нравится водить её в приличные места: ведь приятно сидеть с обворожительной девушкой и доказывать самому себе безо всяких прикрас, чего заслуживает в жизни. Она скрашивает его одиночество, и отринуть такой дар с его стороны было бы неразумно. Вот он и пользуется удачей. Сомнения мучили девушку до рассвета.

Утром,

едва солнце коснулось земли, выглядывая из белых пушистых облаков, Эмма получила письмо от Фрэнка. В нём говорилось, что намеченная ими встреча вечером состояться не может по вине непредвиденных обстоятельств, требующих личного присутствия Фрэнка. Он также извинился, что посмел отчитаться в письме, а не собственной персоной. Эмма вспыхнула, скомкав лист, написанный мелким, вылущенным почерком, и бросила его в камин. Перво-наперво она подумала, что таким неприемлемым образом он собирался порвать с ней, испугавшись сказать подобное ей в глаза. Она закурила. Обвиняя себя в том, что снова поддалась воле порока – нетерпеливость очень мешала ей жить – она мыслями ушла в себя. Разве могла она терпеть дольше, чем уже терпела? Год – это двенадцать долгих месяцев, и за триста шестьдесят пять дней он даже не удосужился её разочек поцеловать. А, между тем, ей уже двадцать с хвостиком! Чего доброго, годик-другой пройдёт, а на третий её назовут старой бездетщиной. Уж этого выжидать не придётся – окружающие так и высматривают нового барашка для жертвенного приношения на ложе пересудов. Она выбросила сигарету в камин, следя, как пламя пожирает брошенный лист желтоватой бумаги, и аккуратные черные буквы исчезают, как заклинание, написанное на древних рунах. Она пришла к идее не отвечать на его письмо, давая повод нагрянуть к ней с визитом.

Но Фрэнк не приехал, и через два дня написал, что снова не располагает временем, чтобы выбраться с ней на прогулку. Злость её не различала меру; она рвала и метала, бросаясь быстро слоняться по комнате в тени вечернего уныния. Мать заглянула к ней и звала к ужину, но Эмма отказывалась. Вопросы о Фрэнке – почему не является и куда запропастился – звучали из уст миссис Морган с радостной насмешкой, и Эмме было непонятно, откуда взялась торжествующая радость её матери.

Спать Эмма легла поздно, так и не поужинав. А утром снова пошел снег: мелкий, скудный и очень мокрый. Ей хотелось увидеться с Фрэнком. Ярость отпустила девушку, но порыв не утратил силу, а отнюдь – заимел над ней полную власть.

Припомнив места, где обычно уединялся Фрэнк – а именно библиотека в Сент-Джеймсе и ресторан на Кэмпден-Хилл-роуд – она подумала, что следует отправиться туда и побродить по окрестным улицам, а если посчастливится его увидеть – самой порвать с ним всякие отношения.

Ничего не говоря матери, она оделась и, добравшись автобусом до Сент-Джеймс-сквер, вышла на суетливой улице, где пешеходов было столько, что частенько приходилось уклоняться от столкновения плечами. Тающий снег превращался в мокрую грязь. Небо облачилось в серую вату, и находиться на улице было неприятной необходимостью.

В тишине библиотеки стоял аромат старой бумаги и тяжелой пыли. В приглушенном освещении теснились высокие стеллажи; на полках чередовались книги: толстые и одинаковые по высоте, с переплетами красными, черными и серыми. Дубовые лакированные столы шли двумя ровными рядами, оставляя широкий проход. За первым столом сидела седоволосая женщина с пенсне, увлеченно перелистывающая перед собой страницы большого тома; а через два стола расположился Фрэнк в костюме из твида. Он смотрел в книгу с усердной сосредоточенностью, от которой, чудилось, бумага с минуту на минуту воспламенится и сгорит дотла. Он слегка откинулся на стуле и чесал по щеке рядом с ухом. Увидев его чистые невинные глаза с кофейным оттенком, маленький носик и желанные губы, Эмма вдруг оплыла. Сорные мысли больше не руководили ею. Он был мил, спокоен, задумчив. Темноту его густых волос, приглаженных помадой, выгодно подчеркивал светлый пиджак. Щеки излучали розовый отсвет, и весь его лик испускал некое обольщающее благоухание. Пока Эмма стояла в паре шагов от него, Фрэнк невзначай поднял глаза, переворачивая прочитанную страницу, и крупные глаза засверкали.

– Эмма… Какая неожиданность! – улыбнулся он спокойной улыбкой, будто они условились встретиться именно в цитадели знаний.

Эмма почувствовала, как знойное сердце рвется из груди и горит ещё большей любовью. Да, она любит его! Так сильно, что отречься от него не сможет даже под дулом пистолета. Наблюдая, как он уравновешен, Эмму снова посетила мысль, что вернётся домой ни с чем: отвергнутая, необласканная, ждущая дальнейшего развития событий. Такие выводы были ей нестерпимы. Набрав полные лёгкие воздуха, она оставила всякие правила пристойности и твёрдо заявила.