Блеф
Шрифт:
Миша нагнулась и оторвала полосу ткани от подола юбки. Присела рядом с раненым джокером, корчащимся на полу.
– Прости, Арахис, – сказала она. Намотала полоску ткани на руку выше раны и стала крепко затягивать, пока поток крови не ослаб. Завязала на узел. – Я не ненавидела тебя. Я просто не могла сказать этого.
Рука Маки коснулась ее руки, и Миша вздрогнула. Хотя ужасная вибрация исчезла, он так крепко сжал пальцами ее предплечье, что она вскрикнула от боли.
– А теперь…
Маки поглядел на Арахиса.
– Когда в следующий раз увидишь Гимли, скажи, что Маки сказал
И снова ухмыльнулся, рывком поднимая на ноги Мишу.
– Не бойся, – сказал он. – Это будет весело. Очень весело.
Его безумный смех вонзился в нее, будто тысячи осколков стекла.
В переулке позади «Кристального дворца» массивная фигура в черном плаще подошла к человеку в маске клоуна. Лицо человека в плаще было скрыто капюшоном и чем-то, похожим на фехтовальную маску.
12
«До свидания!» (нем.).
– О’кей, сенатор, остались только мы? – сказало привидение. – Остальные клиенты разошлись. Персонал ушел только что. Никого нет. Кристалис в кабинете с Даунсом.
Тихий голос был похож на женский, что означало, что сейчас в Странности главенствует Пэтти. Насколько Грегу было известно, когда-то джокер был тремя разными людьми, двумя мужчинами и одной женщиной, у которых были продолжительные любовные отношения. Дикая Карта соединила их в одно существо, но слияние было не окончательным, и существо постоянно менялось. Грег однажды видел существо, не прикрытое одеждой, и зрелище было не из приятных. Оно (или, скорее, «они», поскольку Странность называла себя во множественном числе) претерпевало постоянные изменения. Пэтти, Джон, Эван, никогда оно не было целиком одним из них, никогда не было устойчиво, постоянно борясь с самим собой. Скрипели кости, пучилась плоть, черты лица появлялись и исчезали.
Этот бесконечный процесс был мучителен, Кукольник знал это лучше, чем кто-либо. Странность давала ему богатую пищу эмоций, которыми он питался, чтобы продолжать существовать. Мир Странности был миром боли, а дрожащие матрицы ее сознания легко погружались в черную глухую депрессию.
Единственным постоянным в Странности была сила, присущая ее податливому телу. В этом Странность превосходила Карнифика и, возможно, могла потягаться с Мордехаем Джонсом или Брауном. А еще Странность была очень предана сенатору Хартманну.
В конце концов, она знала, что Грег способен на сострадание. Грег заботился о джокерах. Грег был голосом рассудка, против таких фанатиков, как Лео Барнетт. В самом деле, ведь он был одним из немногих, кто вообще расспрашивал Странность о том, как ей живется, с сочувствием выслушивал любые рассказы джокера, самые длинные. Пусть Грег и натурал, но он не чурался джокеров, разговаривал с ними, пожимал им руки, исполнял предвыборные обещания.
Странность была готова сделать все, о чем бы ни попросил сенатор Хартманн. От этой мысли Кукольник в голове Грега просто
Кукольник устал осторожничать, пусть и Грег еще этого не сделал.
Грег силой загнал эту личность в самые дальние уголки своего разума.
– Спасибо, Пэтти, – сказал он. Почувствовал удовольствие, через Кукольника. Отдельные личности внутри Странности любили, когда их узнавали. – Что еще?
Странность кивнула. То, что могло быть женской грудью, слегка выперло сквозь ткань плаща слева.
– Я следила за всем. Никто не входил и не выходил, только те двое, о которых ты сказал. Все просто.
Слова стали неразборчивыми, когда форма рта под фехтовальной маской начала меняться.
– Хорошо. Я это ценю.
– Никаких проблем, сенатор. Только попроси, как всегда.
Грег улыбнулся и заставил себя похлопать Странность по плечу. Внутри что-то скользило. Он заставил себя не вздрогнуть, слегка сжав плечо.
– Еще раз спасибо. Я вернусь минут через двадцать.
Благодарность и преданность, исходившие от Странности, заставили Кукольника расхохотаться. Грег поправил маску клоуна. Странность уперлась в заднюю дверь. Створки заскрипели, лопнула металлическая цепочка. Грег уверенно вошел через покосившиеся двери внутрь.
– Мы закрыты, – сказала Кристалис, стоя в дверях своего кабинета с внушительного вида пистолетом в руке. Позади нее Грег увидел Даунза.
– Вы меня ждете, – тихо сказал Грег. – Вы послали мне письмо.
Он снял клоунскую маску. Даже не пользуясь силой Кукольника, он ощутил страх и возмущение, едкий металлический вкус которого возбуждал Кукольника. Грег усмехнулся, позволив себе немного проявить собственную нервозность.
Почему так неуверенно?
Все должно быть точно. Даже с той информацией, которую дала нам Видео, мы не знаем всего. Гимли не доверял Видео, не давал ей видеть некоторые вещи. У них есть то, что было у Кахины и Гимли.
А у тебя есть я.
Грег все хорошо спланировал. Видео была чудесной, послушной марионеткой, уже не первый год. Но даже с тем, что она смогла ему передать, даже с тем, что он нашел с помощью правительственных разведслужб и из других источников, он все равно блуждал в сумерках. Один неверный шаг, и все будет кончено.
Грег всегда был осторожен, всегда выбирал безопасный путь. Безрассудство никогда его не привлекало, а нынешнее дело было безрассудством. Но после Сирии и Берлина у него, похоже, не оставалось другого пути.
– Простите, что не смог прийти к вам в приемные часы, – сказал он почти извиняющимся тоном.
– Я решила, что наш разговор имеет слишком приватный характер.
Хорошо. Пусть они думают, что говорят с позиции силы, по крайней мере, хоть чуть-чуть. Тебе нужно знать, что они знают.
Кристалис опустила пистолет, и мышцы под ее прозрачной кожей расслабились. Надетое на ней платье не слишком-то скрывало ее тело. Красные губы, будто повисшие над прозрачной плотью, сжались.