Блеск и нищета хулиганок
Шрифт:
– Это какие еще слухи тут ходят? – моментально остановившись, тревожно спросил Геннадий.
– А такие… – еле-еле переводя дыхание, ответила Надя. – Что это все-таки ты изнасиловал и убил Катю, которую нашли в лесу.
– Ты что, дура! – заорал парень, но, вовремя спохватившись, понизил голос до шепота. – Следствие давно закончилось, с меня все обвинения сняли. Против меня не нашли никаких улик. Меня с кем-то перепутали, говоря, что видели в тот день рядом с тем местом. Ты же прекрасно об этом знаешь, – шипел парень, противно при этом сопя.
– Да, это верно, но в поселке все равно говорят, что это ты, – пожала девушка плечами. –
Геннадий вскочил с кровати, будто его ошпарили кипятком, и, зло сверкая в темноте глазами, процедил сквозь зубы:
– Ты и правда совсем дура ненормальная. Какой толк тебе объяснять, что к чему? Я и разговаривать об этом не желаю, и уж тем более с тобой.
– Вот и отлично, что я не тот человек, с кем поговорить можно. Ты уж, пожалуйста, оставь меня в покое, я ужасно спать хочу, – тут же радостно согласилась Надежда. – Честное слово, я очень спать хочу, – уже более миролюбиво повторила она и притворно зевнула. – Иди, Гена, иди к себе, и я тогда забуду, что ты пытался сейчас со мной сделать. Мы ведь с тобой брат и сестра, хоть и двоюродные. Ты должен, наоборот, защищать меня, а не делать так, чтобы я тебя боялась.
Геннадий потоптался на месте несколько мгновений, махнул рукой и как можно развязнее проговорил:
– Тоже мне, сестра нашлась. Нечего мне на психику давить. Считай, что сегодня тебе повезло. В другой раз не буду столь либеральным, и ты все равно станешь моей. А потом никуда не денешься и замуж за меня пойдешь. Вот тогда и посмотрим, брать тебя, убогую, или нет, – с этими словами он резко развернулся и выскочил из комнаты, довольный тем, что последнее слово все же осталось за ним.
Надя облегченно вздохнула и попыталась уснуть. У нее ничего не получилось, и она так и пролежала до утра с открытыми глазами, прислушиваясь к любому шороху, который доносился до ее слуха. Под утро у нее настолько сильно разболелась голова, что она не выдержала и, вытащив из-под подушки таблетки и отсыпав ровно половину, забросила их в рот.
«Нужно бежать отсюда, и как можно дальше, иначе вся эта канитель закончится очень плохо, – подумала Надежда. – Только вот куда? У меня никого нет, ни родственников, ни друзей. Впрочем, мне уже все равно куда, лишь бы уехать отсюда. Лучше я побираться пойду, чем буду терпеть этого урода Генку и его мамашу. Завтра я хорошенько подумаю и все решу окончательно. Надо забрать свой паспорт у тетки, она его все время под замком держит: от пенсии до пенсии. Нужно стащить у нее ключи от секретера, забрать паспорт и незаметно подложить ключи обратно. С документами я смогу устроиться на работу, хоть уборщицей, а потом будет видно, что да как. Самое главное сейчас – это уйти из этого дома, остальное дело техники. Будем надеяться, что не пропаду. Ну а уж если пропаду, значит, судьба у меня такая. Завтра же попробую стянуть ключи», – строила планы Надежда, проваливаясь в тяжелый сон.
«Завтра же уйду отсюда, вот только от таблеток отойду», – снова думала сейчас про себя девушка, стоя в огороде и перебирая зелень у себя в руках. Она предпринимала такие попытки уже несколько раз. А так как ей совершенно некуда было идти, негде спрятаться, то ее, естественно, находили тетка со своим сыном и возвращали домой. Для профилактики ее избивали так,
Женя, не торопясь, прогуливалась по рынку, вдоль прилавков, которые были завалены всевозможными овощами, фруктами, зеленью и соленьями. Смуглые кавказцы с ослепительными улыбками предлагали и нахваливали свой товар, зазывно выкрикивая:
– Подходи, налетай. Продаю почти все даром, дешевле нигде нет. Покупай, жалеть не будешь.
– Дэвушка, нэ проходы мимо, – крикнул один из них Жене. – Посмотри, какой пэрсик, как твои щечки. Я тэбэ недорого продам, мамой клянусь. Остановись, красивая, попробуй, – вертел он в руках розовобокие, аппетитные фрукты. Евгения молча улыбалась и шла дальше. Она остановилась у прилавка, где продавались овощи, и начала выбирать помидоры. К помидорам она еще купила огурцов и зелени. Немного подумав, она все же вернулась к тем самым персикам, которые так расхваливал темпераментный продавец, и купила целых два килограмма, за что получила значительную скидку и ослепительную улыбку молодого кавказца, во все тридцать два зуба.
– А что ты дэлаешь сэгодня вэчером, красивая? – поинтересовался продавец, складывая персики в пакет, продолжая лучезарно улыбаться Жене.
– Сегодня вечером я работаю, дружок, – тут же придумала Евгения и усмехнулась. – Так что ничего у нас с тобой не получится, – прищелкнула она язычком.
– Такой дэвушка, по вечерам работает? – сдвинул брови кавказец. – Вах, что у вас за мужчины, русские? – размахивал он руками. – Совсэм не ценят женскую красоту, – возмущался южанин. – Будэшь моей, никогда работать не будэшь, слово джигита, – хлопнув себя кулаком в грудь, запальчиво говорил продавец. – Мамой клянусь.
– Я боюсь, у тебя денег не хватит, чтобы меня содержать, – рассмеялась Женя и, подарив симпатичному продавцу воздушный поцелуй, отошла от прилавка. Вслед она услышала:
– Это у мэня дэнэг нэ хватит? Вай-мэ, что такое ты говоришь, красивая? У мэня на все дэнэг хватит, вах.
Что там дальше продолжал говорить джигит, Женя не стала слушать, а пошла к выходу с рынка, продолжая улыбаться.
Когда Женя шла на рынок, она всегда старалась одеться попроще. Потертые джинсы, непрезентабельная футболка или свитер, на ногах кроссовки, лицо чистое, совершенно без макияжа. Волосы она забирала в хвост или просто заплетала в одну или две косички. Все украшения она тоже снимала, оставляя лишь тоненькую золотую цепочку, с которой не расставалась никогда.
Эти цепочки с маленькими крестиками ей и сестре повесила их мать перед самой смертью. Женя отчетливо помнила, как однажды соседка, которая дружила с их матерью, привела их с Наденькой к ней в комнату. Мама лежала на высоко поднятой подушке очень бледная и худая, как будто неживая. Лишь огромные голубые глаза горели на ее лице лихорадочным блеском. Она посмотрела на своих девочек тоскливым взглядом и взяла с тумбочки, которая стояла рядом с кроватью, две золотые цепочки с маленькими крестиками. Дрожащими руками она повесила их девочкам на шейки и тихо сказала: